Пришёл Копьё к Ранней Заре. Нестарый, громадный, плечи широченные, не человек — утёс. Сел у огня, чаю отхлебнул, стал говорить об истинном воспитании, о звериных повадках, о следах на снегу. Обрадовалась Ранняя Заря: вот этого-то будущему богатырю да заступнику и нужно. Сила воина. Знание звериных повадок. Умение в тундре выжить в пургу да мороз. Куда как надёжнее шаманского вдохновения.
А Искра не обрадовался. Сидел от гостя через очаг, смотрел хмуро. Не хотелось ему в тордохе Копья жить — и богатырской силы не хотелось. В стойбище у него хватало забот: коль бабушку Облако забьёт озноб — обнять и согреть, коль плаксивая Крачка снова расплачется так, что кровь носом пойдёт — по голове её погладить, чтоб кровь унялась, коль духи снова схватят дядю Тюленя за горло до злого удушья — дунуть, чтоб хватка их разжалась. И никто Искру этому не учил, самому понятно.
А бегать по тундре Искре без Копья веселее.
Но мама сказала, что надо Искре начинать становиться богатырём.
Сказал Искра — мрачно:
— Не ходят богатыри в малице с белыми куропатками. Вся тундра смеяться надо мной станет.
И Копьё ответил, тоже неласково:
— Малица у тебя будет новая. И жизнь у тебя будет новая.
Распорядился жизнью Искры, будто Искра пёс или олень. Сказал — отрезал.
— Осталось арканом меня к нарте привязать, — Искра пробормотал. Но негромко: мама смотрела укоризненно.
Пришлось ему из своего дома уйти, от своего стойбища уйти. С Копьём. А на вешалах для юколы Ворон сидел, смотрел. Переглянулся с ним Искра грустно: прости, Ворон, никто из взрослых меня не слушает. Он, Искра, взрослым — тайныкут, счастливая резная щепочка на шнурке, хранящая от беды: не ему решать, им решать, у кого оберег будет висеть на шее.
Придётся подчиниться, делать нечего.
* * *
Приехал Копьё к Песцовой реке, в добрые охотничьи места. Всю ночь проспал — а Искра той ночью у очага сидел, слушал, как снег вокруг тордоха Копья под тяжёлыми шагами хрустит. И псы Копья спят, не брехнут, не шелохнутся — значит, не зверь, не человек бродит. Значит, злая погань бродит.
Дома не боялся Искра злой погани. Стоило лишь уголёк из очага вынуть, в кулаке сжать — с детства чуял, как греет и хранит его отцова сила. А здесь — и очаг чужой, и огонь словно незнакомый, и малица уже белыми куропатками не вышита. Вся защита у Искры — тот огонь, что внутри, вся надежда — на тот огонь, что внутри. Только это тварей за порогом и держит.
Ничего доброго не будет. Чует Искра, как пёс, чует, как песец, чует, как птица — а человеческих слов, чтобы другим рассказать, нет. Вот чему бы научиться: словам.
