Пьесы | страница 112
«…Решение принято большинством в один голос. Представляю, как трудно дался ему этот голос. Я сказал все, что думаю о нем. Он тоже не стеснялся в выражениях. Ты, говорит, критикуешь на пленумах и бюро мой стиль работы с дальним прицелом. Мне душно и гадко. В голове все смешалось. Хочу на воздух, к морю… Извини, но писать нет сил… Допишу, когда разберусь во всем и в себе тоже…» (Закончив читать, смотрит на Самарина.)
С а м а р и н (воспрянув духом). Вот видишь: он и не собирался топиться. Значит, его гибель — трагическая случайность.
К о л о б о в (после паузы). А ты, видимо, боялся неопровержимых улик?
С а м а р и н (заметно приободрясь). Как тебе сказать. Сгоряча можно понаплесть такого, что потом и на трезвую голову не распутаешь. (Встает, подходит к Колобову.) Паренек он был взвинченный. Совесть у него — белая птица. Райком — храм чести. Нервная натура. Выговор-то ему объявили без занесения в учетную карточку.
К о л о б о в (резко). Он был слишком честен, чтобы примириться с ложью. Даже если ее не заносят на бумагу.
С а м а р и н (с нотками демагогии). Ни он, ни Чернова и свою защиту не сказали ни единого слова. А молчание… сам знаешь. И если говорить честно, то я очень сомневаюсь, чтобы в наше время взрослый парень ни разу не объяснился в любви… Эмоций много, а искренности не очень-то.
К о л о б о в (глядя в упор на Самарина). А ты страшный человек, Самарин. Ты ведь действительно ни во что не веришь. Зачем же ты пришел ко мне? (Разворачивает письмо.) Ты бросаешь тень на его искренность. А вот послушай, какую приписку учинила в этом письме Алла. Та самая Алла, в которую ты тоже не верил. И все же бывшая секретарь-машинистка стала ответственным работником райкома. Путь, прямо скажем, не из легких. (Читает.) «Андрей Иванович! Это незаконченное письмо я нашла в столе Сергея. Оно лежало в уголке ящика, под бумагами. Никто его не заметил. Я тоже обнаружила совершенно случайно. Несколько дней держала его у себя, перечитывала и плакала. Я ведь любила Сережу. Он бы так увлечен делом, так предан долгу, что вряд ли догадывался о моем чувстве… Андрей Иванович, поверь мне: Сережа был не способен на подлость. Слишком чистая, слишком возвышенная у него душа. Слишком благороден и даже целомудрен был он в отношениях с товарищами. Рядом с ним всегда хотелось быть лучше. Я любила и буду любить его. Я клянусь тебе, что сделаю все, чтобы его гордая белая птица жила вечно. С уважением, Алла».