– Роми так ждет возвращения твоих детей. Ей очень одиноко. Когда они вернутся, я буду их очень часто приглашать к нам играть.
– Да. Вот только я не уверена, что моим детям нужна Роми, – ответила Карин и захохотала.
Я сидела сзади, и, если бы я умела плакать, мои глаза немедленно наполнились бы слезами. Возле своего дома я вышла, еле выдавив из себя вежливое «пока».
Так продолжалось бесконечно. Если я не так составляла письмо сослуживице, она писала: «Господи, ты и так почти ничего не делаешь и даже это толком не можешь, ты хоть что-нибудь соображаешь?» А делала я совсем немало. Во всяком случае, все время, которое я проводила на работе, я пахала не отвлекаясь.
По вечерам я звонила Нинель и жаловалась:
– Слушай, это что же за ад такой? Я чего-то не понимаю?
– Да уж… она, я смотрю, прямо сама доброта. Но ты не можешь с ней сейчас поссориться.
– Конечно, не могу, но это как-то переходит все мои границы.
На самом деле до границ было еще далеко.
Зато во Францию я влюблялась все больше и больше. Я даже не ожидала, что здесь так красиво. Каждый раз, гуляя с собакой, мы с Роми обнаруживали какой-нибудь новый уголок в деревне, любовались старинными особняками, речкой, протекающей через лес, полевыми цветами, знакомыми мне с детства. Все это делало Францию какой-то родной и вымечтанной, хотя я никогда о ней не мечтала, наверное, потому что не знала, какая она прекрасная.
Все меньше я чувствовала себя израильтянкой или даже еврейкой. Мне становились совершенно непонятны все эти слова, эта потребность быть как-то названным, принадлежать к какой-нибудь группе. Мне просто нравился Париж. Мне нравилось, что там по улицам снуют люди отовсюду, вобрав тем не менее французские стиль и лоск. И я среди них. И в этой нарядной и веселой суете, похожей на обертку от подарка из дорогого магазина, мне было хорошо и достаточно было бы просто иметь уютный дом и пару любящих людей. Мужа и дочь. Но это была слишком большая просьба к мирозданию. Это явно было слишком.
На протяжении всей холостой жизни мне казалось, что семья – это теплый уют. Те самые красивые пушистые тапочки, чай и плед, но в обнимку, это вечер за просмотром фильма, это сон в объятиях, это смех, это когда тебя приласкают, если кто-то там, снаружи, тебя обидел. Это так же тепло, как дома с мамой, когда ты маленький, но только к этому добавлены секс и страсть. Тепло плюс секс и страсть и уверенность друг в друге. Вот что мне нужно было от идеи брака или семьи. Как часто я видела своих друзей, которые делали вместо всего этого черт знает что. Как часто я себе говорила: в таком случае я предпочитаю быть одна со своими теплыми носками, бокалом вина или чашкой чаю. У себя дома я готова принимать только нулевой уровень стресса. Я никак не могу взять в толк, зачем в доме нужен кто-то, кто обидит вас не меньше, чем злой начальник на работе.
