– Ты знаешь, спасибо за мнение, но я буду воспитывать свою дочь так, как я нахожу нужным.
– Но так же думают и Жоара, и Лоранс.
– А меня не интересует, что они думают. Моей маме тоже всегда говорили в Советском Союзе, что детей надо бить ремнем, но она, слава богу, слушала себя.
– Я тебе такого не говорю, но она должна привыкнуть к рамкам, тебе все говорят.
– Я не спрашивала всех, и, к тому же, вы все французы, а мы с ней израильтянки, у нас другая ментальность, и вы не обязаны нас понимать.
– Тогда я не могу с тобой больше общаться вообще.
– Ты не обязана. Не хочешь, не общайся.
– Да ты сжираешь все мое жизненное пространство!!!
– Что? Как это?
– Ты повсюду, ты везде, я дышать не могу из-за тебя.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты просишь у меня делать всякие вещи, но так… Без того, чтобы попросить.
– Что ты хочешь сказать? Я ничего не понимаю, что это значит?
– Ну, например, ты помнишь, ты зашла ко мне с собакой?
– Да, зашла на минутку, и что?
– Ты стояла и смотрела на нее через окно.
– Ну и что?
– Это чтобы я впустила ее в дом, ты это нарочно. Ты знаешь, что я не разрешаю впускать ее, и нарочно так смотришь, чтобы мне было совестно.
– Что это за чушь вообще? Я смотрю, не нагадила ли она у тебя в саду, чтобы убрать и вообще…
– Да, конечно, рассказывай. Я все знаю!
– То есть ты знаешь точно, о чем я думаю и что происходит у меня в голове?
– Конечно, знаю.
– Ок, мне все понятно.
Она вздернула голову и ушла, не прощаясь. Я вернулась домой, открыла на кухне окно и закурила. Теперь у меня было окно с красивым видом на лес и гору. У меня тряслись руки, и я позвонила Карин:
– Послушай, я могу рассчитывать на эту работу?
– Ну да, я же тебе сказала. Ты такого обо мне мнения, да? – тут же нашла она повод обидеться.
– Раз тебе так плохо от моего присутствия, я уже сомневаюсь, да. А мне нужно знать.
– Ну я же пообещала.
– Мне не нужна благотворительность, я стараюсь хорошо работать.
– Я знаю.
Я зашла к Гаю за Роми. Он очень настаивал на том, что ему приятно, когда Роми приходит из школы вместе с его детьми и он не хотел бы, чтобы она ходила на продленку в ту неделю, когда дети у него.
– Как у тебя дела? – спросил он, когда мы закурили на крылечке.
– Да так… ты знаешь, я уже не помню, когда я в последний раз смеялась.
– Ой, это ужасно грустно. Что у вас происходит?
И я рассказала ему, что я уже совсем не люблю Жоффруа и что надо с ним разойтись, но я боюсь быть здесь совсем одна.
– Но у тебя же здесь есть хорошая подруга, да и я всегда рад тебе и Роми.
