В противоположность этому Грассано скорее большой поселок на проезжей дороге, недалеко от главного города провинции; там нет такого тесного общения людей; поэтому страсти могут быть более скрытыми, принимать более разумную форму, более сложный характер. Секреты Грассано были мне открыты в первые дни моего пребывания там одним из наиболее ревностных носителей их. Как я узнаю страсти Гальяно? Я должен прожить в Гальяно три года — бесконечно долгий срок. Мир замкнут; ненависть и борьба синьоров — это единственные каждодневные переживания; и я уже увидел по лицам синьоров, какие они бурные и закоренелые, ничтожные, но неугасимые, как в греческой трагедии. Но все же мне необходимо, подобно герою Стендаля, составить план действий и постараться строго его придерживаться. В Грассано моим осведомителем был начальник милиции лейтенант Декунто. Кто будет им здесь?
Когда лейтенант Декунто, начальник милиции в Грассано, на следующий день после моего прибытия из Реджина Чёли [7] послал за мной с категорическим приказом явиться, я еще не освоился с новым окружением, не знал еще как следует, что происходит в этом мире, какие царят настроения в поселке в связи с грядущей войной в Африке и боялся каких-нибудь новых неприятностей. Вместо этого я увидел в комнатке, служившей начальнику милиции кабинетом, маленького, приятного молодого блондина с бегающими светло голубыми глазками, с горькой улыбкой на губах; взгляд его всегда скользил мимо вещей, вкось, не столько от страха, сколько от чего-то похожего на стыд и отвращение. Он позвал меня, потому что я был офицер в отставке, так же как и он, и ему хотелось познакомиться со мной. Он счел необходимым тотчас же сказать мне, что он командует милицией, но не имеет ничего общего ни с квестурой, ни с карабинерами, ни с подестой, ни, в особенности, с секретарем фашистской организации — кроме всего, еще и настоящим преступником; все же остальные были бандой, достойной этого фашиста. Жизнь в Грассано невыносима, и из этого нет выхода. Все честолюбцы, воры, бесчестные, жестокие люди. Он должен непременно вырваться отсюда, иначе он умрет. Вот почему он подал заявление, что хочет уйти добровольцем в Африку; и пусть все провалится. Мало о чем можно пожалеть.
— Мы играем ва-банк, — сказал он мне, смотря вдаль, мимо меня. — Это конец, понимаете? Конец. Если мы победим, может быть, мы сможем что-нибудь изменить, кто знает? Но Англия не позволит. Мы разобьем себе голову. Это наша последняя ставка. А если дело пойдет плохо… — и он сделал такой жест, будто хотел сказать: тогда конец миру. — Будет плохо, вот увидите. Но это не имеет значения. Так больше продолжаться не может. Вы здесь останетесь некоторое время. Вам чужды наши переживания, и вы сможете вынести свое суждение. Когда вы увидите, что за жизнь в этом краю, вы мне скажете, что я был прав.
