Нина Дмитриевна подошла совсем бесшумно. Она стояла рядом, высокая и стройная, руки в карманах белоснежного халата. Посмотрела на Тому, и на ее красивом невозмутимом лице заиграла улыбка.
— Идем, — по-хозяйски повелительно и в то же время ласково произнесла она.
Тома послушно последовала за ней. Она старалась ступать след в след по свежевымытому полу. Шаг приходился на третью плитку через две. Они миновали кабинет, в котором когда-то проходил осмотр, и в конце коридора повернули направо.
— Проходи, — открыла дверь своим ключом Нина Дмитриевна и пропустила Тому вперед.
Тома вошла. Ничего общего с рабочим или смотровым кабинетом не было, от этого ей сразу стало легко. Комнатка была маленькая. Журнальный столик был придвинут к окну вплотную. На нем стояла настольная лампа и пепельница. Тома положила сверток, который передала мама. Это была емкость с синькой, которую когда-то попросила Нина Дмитриевна для своих пациенток. Проход между столиком и кроватью был очень узким. Пройти мог только один человек при условии, что за столом или на кровати никто не сидит. Умывальник находился при входе, а старый телевизор стоял на тумбе в противоположном конце комнаты. Несмотря на тесноту и простоту обстановки, это была замечательная комната, потому что сейчас в ней находилась Нина Дмитриевна. Из-под умывальника она достала пластиковую бутылку, обрезала края и набрала в нее воду. Затем взяла у Томы цветы и, поставив их в импровизированную вазу, водрузила на подоконник.
— Садись, — гостеприимно произнесла Нина Дмитриевна.
Тома стояла возле застеленной покрывалом кровати и не решалась на нее сесть.
— Садись же, — повторила Нина Дмитриевна.
Тома аккуратно присела на самый край. Профессиональным жестом Нина Дмитриевна засучила рукава, вымыла руки и закрутила кран. Из тумбы она достала аптечку.
— Дай посмотрю, — Нина Дмитриевна наклонилась над Томой и, осматривая ранку, взяла руку девочки в свою.
— Ты у нас девушка терпеливая, я знаю.
Не успела Тома опомниться, как ранка была протерта спиртом и заклеена пластырем.
— Сейчас чай будем пить, — Нина Дмитриевна включила электрический чайник, который стоял на подоконнике за шторкой, и он загудел.
Оттуда же появились чашки и сахарница. Тома жадно изучала каждый сантиметр этой комнаты. Раздался щелчок.
— Сколько ложек? Две? Держи, — протянула чашку Нина Дмитриевна.
Тома с благодарностью приняла чашку из ее рук как нечто драгоценное. Ей так нравилось находиться здесь! Теперь Тамаре следовало бы объяснить то, что с ней произошло, вышло совершенно случайно, ей вовсе не хотелось заниматься ничем таким… Она хотела оправдаться.
