Потом мы узнали, что ещё дёшево отделались. Подразделение потеряло троих — майора Владимира Соловова (это его фамилию я спутал с фамилией Соколова), лейтенантов Дмитрия Рябинкина и Дмитрия Бурдяева. Помимо трех погибших каждый четвертый участник штурма был ранен.
За смерть бойцов Савельев просил прощения у их родителей. А потом рассказал нам, что руководство в оперативном штабе предполагало, что при штурме погибнет восемьдесят пять процентов личного состава Управления.
Но платить пришлось по-другому. Пришлось пойти на переговоры с террористами и выполнять их требования. Шамиль Басаев выступил по CNN, прославился на весь мир и сумел отойти — с потерями, но сумел — на чеченскую территорию.
В самом Буденновске погибло 129 человек, 415 были ранены, у тысяч было психическое потрясение. Мы — все, кто участвовал в штурме — были морально подавлены.
Потом был Хасавюрт, независимость Ичкерии, вторжение Басаева и Хаттаба в Дагестан летом 1999 года, потом «Норд-Ост» и Беслан… А началось всё здесь, у больничного корпуса.
Спустя пять лет я с Геной и Серёжей Филяшиным впервые после боя прилетели в Будённовск, чтобы побывать у больницы. Тогда бытовало мнение, что местные восприняли участие спецназа в тех страшных событиях неоднозначно. Но нас тянуло — и мы поехали.
Мы обошли места гибели ребят, помянули. Затем подошли к дому, откуда ещё сутки после штурма мы наблюдали за происходящим в больнице и ждали прорыва боевиков. Дом тогда только строился, был без окон и дверей. Тогда нам повезло. Серёжке Таланову вражеский снайпер в мясо разнёс магазин на винтовке. Пять сантиметров в сторону или не столь удачный рикошет — и гробов было бы больше. Разорванный магазин сейчас занимает почётное место в музее Управления.
Теперь дом был достроен. Заметив нас, вышел хозяин. Узнав, кто мы такие, практически силой затащил нас в гости, представил домочадцам. И удерживал нас до самого обратного рейса.
Никто из нас не забудет Будённовск. Никогда.
— Я не терплю ошибок и неточностей, — сказал Блинов очень неприятным голосом. — И жену поправляю, — тут он немного смягчился.
— Вы с женой по-немецки говорите? — удивилась Татьяна.
— Нет. Она что-то запоминает, когда я в машине Ваши уроки слушаю.
— И потом что? Вместе учите? — не отставала Татьяна. Загадочный ученик чуть-чуть приоткрылся, и ей хотелось разглядеть как можно больше.
— Ну как учим. Сидим, например, ужинаем. Она за конфетой тянется. Я ей говорю: «Как название этой конфеты по-немецки?» Она мне: «Роткапхен
