На мониторы, знакомые по фотографиям, которые показывал начальник курса, я смотрел с восхищением. Канонерская лодка, куда назначили меня, выглядела не так внушительно. Размерами, очертаниями корпуса, мостика, трубы она походила на большой речной буксир. Но на палубе стояли два орудия довольно крупного калибра (120 миллиметров) да еще зенитка. На борту сверкало медными, усердно надраенными буквами название — «Пролетарий», Это был боевой корабль, по речным меркам — не из самых малых: водоизмещение двести сорок тонн.
Экипаж канлодки — шестьдесят краснофлотцев и младших командиров и шесть человек среднего комсостава. Моя должность оказалась двойной: командир артиллерийской боевой части и одновременно ревизор — так, по-старинному, еще называли тут корабельных хозяйственников. Первое было исполнением мечты — ведать на корабле артиллерией, управлять огнем! А второе изрядно озадачило: о работе службы снабжения нам почему-то не сказали в училище ни слова.
Осваивать интендантское дело пришлось на корабле. Вообще учиться понадобилось многому. И у многих! А особенно — у первого моего командира Петра Андреевича Сюбаева.
Сюбаев командовал и «Пролетарием», и дивизионом канонерских лодок, куда входили еще три таких же корабля. На Амур он попал еще до революции — артиллерийским унтер-офицером, откомандированным с Балтики. В годы гражданской войны входил в хабаровский «морской комитет», организованный по инициативе Сергея Лазо, командовал группой моряков-партизан. А потом стал красным командиром на кораблях возродившейся флотилии. Позднее Реввоенсовет Республики присвоил Сюбаеву, как и другим выдвиженцам-практикам, права командира, окончившего военно-морское училище. Природные способности и многолетний опыт заменили ему диплом.
А уж Амур на всем его протяжении от Татарского пролива до Хабаровска и от Хабаровска до слияния Шилки с Аргунью (все это входило в операционную зону флотилии) Петр Андреевич знал просто изумительно. Только впоследствии, имея уже представление о том, сколь коварны изменчивые амурские фарватеры, и видя, как искусно обходит наш командир опасности, расставляемые своенравной рекой, я смог вполне понять, что означали слова, оброненные как-то Сюбаевым с простодушной гордостью:
— Да мне, если захотел бы, лучший почтарь в пароходстве дадут!
Плавать он любил, как вообще любил всякое живое, практическое дело на корабле. Был способен, «тряхнув стариной», сам стать к орудию за наводчика. Часто спускался с мостика то в машинное отделение, то в котельное (котлы топились когда углем, когда дровами, жара там стояла адская, и кочегары сменялись каждые два часа).
