Поверь мне, и это тоже можно заложить при создании зародыша. Вплоть до пристрастий в еде, запахах… предпочтений в постели. А род Императоров… Над созданием наследника Правителя работает такое количество специалистов, что ты даже не можешь себе этого представить. Наследник должен быть идеальным во всем. Так было и так будет всегда.
— Откуда подобная уверенность в том, что именно так и будет? Тоже «маленький семейный секрет»? Не боитесь мне их раскрывать? Вдруг решу использовать эти знания в своих интересах, или проболтаюсь кому-нибудь нежелательному? А быть может вы просто собираетесь от меня избавиться и именно поэтому делитесь столь непродуманно секретной информацией? — не особенно и заинтересованно спрашиваю у мужчины, как-то отстранено понимая, что то, что вколол мне лекарь, было не совсем обычным успокоительным. Что-то чересчур я стал откровенным. Прекрасно понимая, что нужно молчать, я, тем не менее, высказывал Правителю все свои размышления, прекрасно понимая, что делать этого абсолютно не стоит.
— И тем более, о каком «идеальном наследнике» вы говорите, если ваш сын… это вообще нечто невообразимое? Или все-таки ваши толпы ученых в чем-то просчитались и в итоге получился такой вот… брак?
— Не просчитались. И Миалтэр не… бракованный, — с коротким смешком тут же ответил мне Правитель. — И я, и мои предки были точно такими же, как и сын. В молодости. Нам позволялось абсолютно все. Мы ни в чем не знали отказа. Творили все, что хотели, жили в свое удовольствие и никто нас ни в чем не ограничивал. Но, опять же, до определенного времени… До того времени, когда нам приходилось… Взрослеть.
— Отчего-то мне кажется, что это время настало именно сейчас?
— Да, это время настало. — спокойно ответил мне виориец, и с некоторой неохотой продолжил: — За Миалтэром с самого его рождения ведут постоянное наблюдение специалисты-психологи. И пол-цикла назад они мне доложили о том, что мой сын достиг того момента, когда его нужно начинать ломать.
— Как именно… ломать? — непонимающе смотрю на Правителя, думая, что ослышался.
— Серьезно ломать, — отчего-то отведя от меня взгляд и пристально уставившись в противоположную стену, мужчина с крайней неохотой продолжил говорить: — Захват твоей планеты… Ты сам, твое пленение, определенная реакция на тебя Миалтэра… Все это было просчитано еще задолго до того, как я отправил его на Калвирею. Мальчику нужна была сильная встряска. Настолько сильная, что смогла бы наконец заставить его думать над тем, что именно он творит, и чем это в итоге может завершиться.
