Метастансы (сторона А) | страница 51



На головку свою пришей.


Иззанозим себя об лавочку,

Изнавозим убогость тел.

Не трезвей ещё, моя лапочка —

Твоей белочке есть постель.


Поздно подергом рвать меха весне,

Наша сделочка — под сукном.

Делай, девочка, делай каверзней.

Я — восьмой Белоснежке гном.


Мы уйдём с ума в берега-бега

Сберегать обветшалость губ.

Не до шалости жизнь в рога сгибать

Погибать не в масть на бегу.

Но уже не спеть — только спать бочком

Ты опять стоишь на бровях.

Мне б прогнать тебя, полька-бабочка

Но не кончился краковяк.


В дозе вермута — доля ландыша,

Накрывай на крапиве стол.

Не кончай пьянеть, моя ладушка.

Моя стервочка, пей по сто.

Немотив

Отчаянно бил я по рельсу,

Кричал про аврал и пожар.

Но рвали листы эдельвейсу

И горло носили ножам.


С какой-то солёною течкой,

С какой-то озлобой в очах

Готовили блюдо Предтече,

Собой разжигая очаг.


А мальчик все плакал, что «волки»,

А девки топили венки.

И Чичиков в ржавой двуколке

Бездушно давил колоски.


Пыталась нередкая птица,

И тройка домчалась в рукав.

Мне родина дала добриться

И вытерла с черновика.

Вадиму Шершеневичу

Как Вы давите бородавочки!

Как выпрыщиваете угри!

У меня все равно темнота в очках,

Вы б меня все равно смогли!


Зря порхаете крылышкуючи,

Выгибаетесь, как смычок.

Не меня Вам, мадам, языку учить,

Расшершавите язычок.


У ужимок свои зажимчики,

У объятий — своё битьё.

Мои губы уже не прижить щекой —

Вы давно уже здесь — моё.


Мной недавно здесь все закаено.

Как слетает Ваш пеньюар!

Есть такая дорога у гаера —

Будуар и — оревуар.

Вадиму Шершеневичу — 2

Мне выносили мозг. Под шубой и с укропом.

И падало вино на непробритый пол.

Менялся Метрополь с доплатой на некрополь

И троллил метроном в режиме «ври-да-пой».


Развязно подошла с беспрекословным «мой Вы»

И ткнула ногтем в пах, собой лаская высь.

Я дёрнулся, боясь попутать мойру с мойвой.

И окунулся в вальс с пустым «какая Вы».


На «раз-два-три» дробя носок каблучной пяткой,

Я сделал круг за два, жуя Ваш запах губ.

Я вывел из себя и формулы, и пятна,

Но сквозь «помилуй мя», и через «не могу».


Вошла в меня насквозь с фальшивым аусвайсом.

Кому кричать «спаси»? Кого молить «храни»?

Я сыпал на паркет подсолнухи Прованса,

Слюнявое «вот-вот» меняя на «ни-ни».


Но бил в окно озноб, и током бил визг альта,

Пардонила рука, плетя узор чулка.

Катились вниз глаза, стекая за бюстгальтер.

А Вы вели наверх, к вальгалле потолка.


Я шёл, как бык на плащ, доверчиво надеясь

Три четверти страстей сложить напополам.

На Вашем декольте сопел седой младенец,

Похожий на меня, влюблённого дотла.