Т е л у ш к и н (в паузах между поцелуями). На Неве нынче, слышь ты, каменных львов ставят… Свинкзы… Морды у них — человечьи… С Египту везли…
А н и с ь я (забываясь). Зачем это…
Т е л у ш к и н (лихорадочно). Сказывают — утопленниц приманивать…
А н и с ь я. К чему… утопленниц?
Т е л у ш к и н. Прелестные львы… Заговоренные… Заклятье на них выбито.
А н и с ь я. Говори, говори… Петруша, говори…
Т е л у ш к и н. Царь ихний повелел… Стали в той земле покойнички к живым являться…
А н и с ь я. Страх-то, Господи…
Т е л у ш к и н. Мумии по-ихнему… Оживають, кидаются на людей, пожирают их…
А н и с ь я. Ох…
Т е л у ш к и н. Львы те — оберег… По ночам нечисть приманивают, да и… сничтожають ее… Наш государь про то прознал, повелел прикупить. Много, слышь ты, стало народу в Неву кидаться… Воду портят.
А н и с ь я. Целуй, целуй меня…
Т е л у ш к и н (почти кричит). Да ведь я тоже туды в полночь ходил!
А н и с ь я (слегка отстраняясь). Зачем это?
Т е л у ш к и н (горестно). Зачем… Тебя все высматривал, зачем…
А н и с ь я (отшатнувшись). Меня? Почему это… меня?
Т е л у ш к и н (ужаснувшись). Ну… как это… Ведь ты… Разве не… помнишь?
А н и с ь я (встает, медленно пятится). Не помню… Ничего не помню… Грех тебе, Петр Михайлович… Грех тебе!
Т е л у ш к и н (тоже встает). Погоди, куды ж ты… Постой! Анисья!
А н и с ь я (достигая лестницы). Петя… Что-то душно мне… Давит… (Хватается на горло.) Петя! Голубчик! Помоги… (Валится на пол.) Дышать нечем!
Т е л у ш к и н бросается к ней, поднимает голову, пытается привести в чувство. С нар скатывается П а ш к а, бежит к ним.)
Т е л у ш к и н. Анисьюшка! Родная моя! Что ж ты… Не помирай! Очнись! Пашка! Воды!
П а ш к а. Сейчас, Петр Михайлович! Я мигом! (Хватает со стола стакан с водой, несет Петру.)
А н и с ь я (на мгновение придя в себя). Не надо… воды… (Затихает.)
Т е л у ш к и н. Пашка! Что же это? Ить помират она! Сызнова помират!
П а ш к а. На постелю давай положим! За ноги бери!
Т е л у ш к и н и П а ш к а бережно относят Анисью на нары, укладывают.
П а ш к а. Ты, Петр Михайлович, за доктором беги! В тринадцатую! Вот что намедни заехали!
Т е л у ш к и н. Может, на воздух ее? Анисья! Ах ты, Боже мой…
П а ш к а. Нельзя ее боле трогать! Беги, Петр Михайлович! А я тута послежу, если что!
Т е л у ш к и н выбегает. П а ш к а, проводив его до лестницы, торопливо возвращается к А н и с ь е, пытается нащупать пульс — на руке, затем на горле. Потом быстро достает из-под своего матраса портативный прибор, начинает медленно водить над распростертым телом. Постепенно лицо его темнеет. Закончив осмотр, резко выпрямляется, присаживается к столу, с силой трет виски. Напрягшись, закрывает глаза, начинает говорить негромко, но четко.
