Как сказал Давид: «Не мечом и копьем спасает Господь». Наступило время, когда воинствующие кочевые племена должны были осесть, а мастерство — сменить могущество.
В этой истории, будь она легендой или историческим фактом, Давид и Голиаф вступают в реальный бой, но их поединок предвещает изменение позиции, постепенно приведшее к замене настоящей схватки ритуальной. Таким образом, претерпели перемену сам характер и значение сражения. Борьба человека с врагом стала драмой, представляющей покорение животного инстинкта, возможно, даже духа страсти, — гнева или враждебности — олицетворяемого противником. В легендах Артурова цикла противник — будь то легендарный рыцарь, колдун или дракон — является для рыцаря Круглого Стола подлинным воплощением зла: уничтожить его значило избавить мир от чего-то ненавистного. На этой стадии психологического развития затаившееся в бессознательном зло проецировалось на «врага». Его ненавидели и искореняли, как если бы между ним и главным героем не было никакой связи, кроме ощущения, что предстоит бороться с этой угрозой и одолеть ее либо умереть в схватке. Однако на еще более поздней стадии к человеку пришло осознание того, что следует преодолеть именно собственный варварский дух, быть может и в лице внешнего противника.
На турнирах, где воплощением враждебной силы выступал не реальный злодей, а иногда и друг, избранный играть эту роль, осознание ритуального характера поединка находилось на самом пороге сознания. Лишь одного короткого шага вперед недоставало до признания того, что реальный враг — это не личность, а 122 деструктивный инстинкт, психологическая сила, дух, но дух не в примитивном понимании как демон или призрак, а как психологический фактор безличного происхождения, во многом подобный воинственному духу или духу приключений.
Однако, когда такая движущая сила поднимается из бессознательного и действует в индивиде компульсивно и автономно, кажется, будто он одержим демоном или духом в древнем смысле слова. Как говорит Павел: «Мы боремся не с плотью и кровью, а с силами тьмы вышестоящей».
Идея борьбы со злом часто представлена в виде настоящей войны — «воинов Христа» призывают «храбро сражаться» и т.д. — и это действительно сражение. Однако слишком часто такое столкновение не осознается как поединок в субъективной сфере, в собственной душе человека. Вместо этого индивид видит силы зла только извне: они проецируются и персонифицируются в другом как в смертельном враге.
