Лют на своем чалом был уже наверху, близ самой засеки; управляя конем только ногами, в одной руке он держал щит, в другой сулицу. Метнул в ветви засеки, подхватил из петли секиру и устремился в обход.
«Только бы не нарвался!» – мелькнула у Мистины мысль, и прояснилось смутное неудобство на сердце. Лют оказался отважен почти до безрассудства – не так уж удивительно, при его-то родстве. А его юный ум слишком прямо воспринял слова Мистины, что они двое должны быть в этой воне впереди. Но Мистине ли не знать, как легко и быстро теряют жизнь – в один миг и навсегда… Сколько раз он это видел.
Сзади, с дороги, послышался шум. Мистина обернулся – ему отсюда было видно то место, где остались заводные и грузовые лошади.
Жма! По обе стороны дороги из кустов полетели стрелы, и тут же замелькали меж ветвей лица. Много – будто муравьи из кучи, на дорогу посыпались десятки людей в серых, белых, бурых свитах. На глазах у Мистины четверо из десятка Доброша полетели из седел, а древляне уже бежали к ним, норовя схватить коней. У многих в руках были топоры и копья. Какая-то лошадь мчалась прочь, унося тело, застрявшее в стремени; кричал Доброш, отгоняя к переправе коней с драгоценным грузом, а прочие его люди пытались управиться с пятью-шестью лошадьми, которых приходилось каждому держать.
– Йотуна мать!
Мистина свистнул телохранителям, выхватил меч и поскакал назад, заходя к нападавшим со стороны. Хагни выстрелил с седла, и бородач прямо перед ним упал. Но тут же толпа обернулась к новой угрозе, и перед мордой вороного вырос железный частокол рогатин. Чьи-то руки потянулись к узде, кто-то даже ухватился; сердитый вороной шагнул вперед, древлянин повис на узде, теряя землю под ногами, а Мистина с размаху раскроил ему мечом голову. Древляне отшатнулись, но тут же кто-то сунул к воеводе лезвие рогатины – едва успел отбить. Халлорм повалился с подстреленной лошади; краем глаза Мистина успел заметить, как телохранитель вскакивает на ноги и, закрывшись щитом, с диким яростным воплем бросается на древлян перед ним.
Носились туда-сюда перепуганные лошади, разбрызгивая грязь из-под копыт, а между ними шла кровавая драка. По двое-трое древлян нападали на всадников, кого-то уже стащили с седла и рубили.
– Назад! – орал Мистина, видя, что от такого числа не отбиться. – К броду! Труби «Все ко мне!».
– Лошадей лови, лошадей! – отчаянно кричал кто-то из гущи толпы.
Отбиваясь, уцелевшие русы отступали к переправе, ближе к своим. Гул схватки прорезал звук рога. Кое-кто из древлян еще дрался с оступающими всадниками, но большинство бросилось ловить разбегающихся лошадей. Истоптанная дорога, только что кишевшая людьми и животными, быстро пустела: русы отходили к переправе, лошади неслись во все стороны и путались в зарослях, древляне хватали их, вскакивали на хребты и гнали назад по дороге. Кое-кто уцепил даже двух.
