Предслава вскрикнула, Володислав охнул.
– В Рощуках сказали, его это. Ингоря.
Володислав впился взглядом в меч, потом, с трудом оторвавшись от него, вопросительно взглянул на Предславу. Княгиня подошла ближе, вгляделась.
– Это «корляг», уж это верно, – сдавленным от волнения голосом подтвердила она. – Из хороших, – она наклонилась, вглядываясь в разводы на клинке. – С «пятном».
Володислав протянул руку; Предслава вздрогнула и дернулась, будто хотела ему помешать, но сдержалась. Князь взялся за рукоять и поднял меч с лавки. Отступил на шаг и взмахнул им, примериваясь к весу.
– Как птица летает… – пробормотал он со смесью восхищения и неприязни.
У него никогда не было такого меча. Знаком власти и оружием славянских князей был топор, и хотя у знатных варягов и руси принято, чтобы невеста дарила жениху меч на свадьбу, Предслава привезла из Киева только греческие одежды. Русские князья в ту пору слишком нуждались в хорошем оружии сами.
Лицо Володислава сияло, будто золоченая рукоять меча делилась с ним своим блеском.
Через день князь деревский созвал на Святую гору всех мужей, кого успели оповестить.
– Вновь русы черное дело содеяли, – говорил Володислав, стоя перед идолом Перуна, одетого в «божью сорочку» и красную шапку, с секирой у подножия. – Набежали оружной дружиной на Малин, мужей и жен посекли, дев и отроков в полон увели. Привел их знакомец наш – младший сын Свенельдов. Нельзя нам, мужи деревские, терпеть обиду и разорение, людей наших погибель. Не пора ли нам за обиды посчитаться?
– Посчитались уже! – выкрикнули из толпы. – После того избоища Свенельдов городец разорили, а сын его теперь Малин разорил.
– Так что же теперь – обиды спускать? – вперед шагнул Коловей, Любоведов сын. – Нам на головы кровь родичей ливмя льется – а мы мешком прикроемся, да и все?
– Не пора ли нам дружину собрать оружную и по киевским рубежам пройтись? – продолжал Володислав. – Я думал до зимы обождать, чтобы от работ не отрывать руки, да видно, не дали нам боги времени ждать!
– Верно говоришь! – воскликнул Коловей. – Я пойду с тобой! И мужи рода моего пойдут! Ну, кто еще с нами? Есть неробкие? Есть дедов своих внуки или все подверженцы?[6]
В толпе раздались согласные выкрики, но не так чтобы очень густо.
– Мы по их рубежам пройдемся, они по нашим пройдутся! – заговорили там. – И ни единого живого не останется!
– На мир надеяться нечего, и не желаю я с русами мира! – отрезал Володислав. – Кровь стрыя моего Маломира не отомщена. Нет у нас иного пути, мужи деревские, кроме Перуновой тропы! Не посрамим дедов своих! Надо сейчас, зимы не дожидаясь, собрать воев и ударить. И нам Перун добрую весть подал.
