Лют глубоко вдохнул. Если все пройдет успешно… да тут на гору стеклянную без когтей железных заберешься!
По сравнению с обещанным «корлягом» даже то, что ему, в его неполных восемнадцать, отдавали под начало пять десятков отцовской торговой дружины, с которой он ездил в Царьград, было почти мелочью.
* * *
Только через девять дней Берест наконец пустился в путь к Искоростеню. Если русы не тронули других весей, значит, пока их целью был один лишь Малин, и задержка не имеет значения. Вернуть пленников и Володислав не смог бы: пока он соберет ратников и пустится вдогонку, те дойдут до Киева. А позаботиться о своих погибших, кроме Береста, было некому.
В Малине он застал не ту мертвую пустынь, какой опасался. Тех пленников, кого не стоило вести на продажу, русы не убили, а просто оставили на месте. Словно очески на гребне, когда выбрано лучшее волокно, среди полусгоревших изб толклись полсотни стариков, старух и детей. Иные дворы сгорели полностью, иные остались лишь закопченными от пожара по соседству, но целыми. Некогда оживленное, большое селение ныне наполняли вонь гари и чуть заметный трупный дух.
После ухода русов меж дворов осталось лежать два десятка мертвых тел. Мужчины, кто пытался сопротивляться. Старые женщины, что никак не желали выпустить из рук уводимых детей. На краю пустыря старухи подобрали и Берестову мать…
– Как девку вашу стали тащить, руки вязать, она уж так кричала, не пускала, все цеплялась… – рассказывала ему бабка Козица, и слезы текли по морщинам на ее щеках, как по канавам. – А там один взял меч да рубанул…
Тела к приезду Береста уже лежали под навесом избы. Отец и мать – рядом. Не обмытые, в той же одежде, в какой застала их смерть, с засохшей кровью и полуоткрытыми глазами – некому было вовремя опустить им веки. Их прикрыли мешками от мух, но Бересту казалось, и сквозь мешковину взгляд их не отрывается от сына и вопрошает: что ты сделаешь, чтобы отплатить за нас?
А се покон пятый – мстит родич за родича до седьмого колена…
Только брат Огневка обнаружился живым – единственный из всей семьи. Он все-таки выскочил из гумна, пока огонь не разгорелся и пока тот русин валялся на земле, зажимая руками окровавленное горло. Гумно сгорело не полностью: переменился ветер, и после ухода русов старики и старухи бросились вытаскивать уцелевшие необмолоченные снопы. Теперь от колосьев густо несло гарью, но почти половина урожая была спасена и уложена в обчинах городца.
