Липняк встал и подошел. В голове было пусто.
– Возвращайся к себе домой и жди, – сказал ему воевода. – Ждать придется до зимы. Я вернусь в Киев, может быть, к Коляде, и тогда прикажу отпустить твоих. Скажи только, как их зовут.
– Томила был мой отец, – прохрипел Липняк пересохшим горлом.
– Запомнишь? – воевода глянул на оружничего, тот кивнул.
– Значит, зимой, – подтвердил тот и встал.
Со двора доносились шум, стук копыт. Потом все стихло. Липняк сидел и ждал, но весь мир будто вымер. Только что здесь было много людей, все ходили, говорили по-славянски и на своем варяжском языке… почти как раньше, только теперь это были другие люди. А вот теперь – совсем никаких. Он здесь один…
И лишь выйдя наконец наружу, Липняк увидел других людей. Многие десятки. Они лежали длинным валом, один на другом. Похожие на кучи брошенной как попало одежды. Он старался туда не смотреть.
Делать здесь больше нечего, надо уходить. Выбираться из леса, искать дорогу к ближайшей жилой веси, а оттуда – домой, в Малин.
Воевода же сказал: иди домой и жди. А там никто не узнает, что у него за спиной остались семь-восемь десятков мертвецов…
* * *
На лесной тропе Лют верхом догнал Мистину и поехал рядом.
– Ты правда собираешься отослать назад тех баб?
– Само собой. Жидин не отдаст их за те же скоты, за какие покупал, но даже если он запросит за них царьградскую цену, это все же дешевле, чем мое слово. Дороже моего слова не стоит даже царица Элена со всеми пятью Константиновыми дочерьми, а тут какие-то… Томилины бабы.
– Ты не волнуйся, воевода, – успокоил его Турбен. – Веса в серебре даже жидин не посмеет потребовать ни за одну! Он не за целых их покупал!
Вокруг захохотали, пытаясь взбодриться. До Плеснеска предстояло еще дней шесть пути по осенней грязи, под дождем и влажным снегом…
* * *
Обнаружили избоище отроки, несколько дней назад посланные Миляем на развед к ближайшим полянским весям. Но никак нельзя было понять, что и из-за чего здесь произошло. Десятки трупов, уже поклеванных воронами и погрызенных лисицами, молчали. Дожди размыли следы на лесных тропах…
Больше люди никогда не возвращались в урочище под названием Божищи. С годами завалился и сгнил тын, обчины обветшали и обрушились. Постепенно выветривалась память о том, что это было за место, но даже когда от святилища остался лишь холм с оплывшим, заросшим валом, окрестные жители старались к нему не приближаться. Старики говорили, место уж очень нехорошее…
