Берест призадумался, вертя в руках почти невесомую пушистую шкурку. Нелепо было думать – самому решать такое дело… Своей волей да к чужому князю ехать! Как будто во сне забрался на небесный свод и пытаешься разглядеть оттуда свою обычную жизнь.
– Так это мне вперед русов по той же дороге ехать придется. Они небось уже тронулись дальше. Мне их не обогнать.
– Заводных коней у них почти не осталось, все они наши теперь, – напомнил Миляй. – А у тебя будет конь заводной, ты вдвое быстрее них поскачешь. И товарища тебе дам, только не мешкай. Прямо сейчас и снаряжайся. У них, может, раненые есть, они пока в себя придут, пока что… Тропочками проберетесь к переправе, погляди, прошли уже или нет, да и поезжайте. Ну, хоть попытайся! Я бы сам поехал, да на кого эту всю дружину брошу? Мне князь ее поручил.
Хотелось ответить: «Нет, куда мне?» Но все, у кого Берест привык спрашивать совета и от кого ожидать указа, были мертвы. Отец, дед, дядька Родима, боярин Гвездобор… Он один на свете, и это значит, что некому за него думать. Теперь его род – эта вот Миляева дружина. Земля Деревская ждет от них помощи. И Красила поехал за помощью…
Берест молча взял две шкурки и сунул за пазуху.
– Ночью постараюсь оторваться, – сказал он, вставая. – Они же станут где-то ночевать… Я тем временем вперед уйду.
– Так и сделай!
– Второго коня сам себе выберу… Если Липняк не нашелся еще, возьму Косача с собой. Он отрок толковый.
– Бери кого хочешь! Хоть Твердяту тебе отдам. Поспешай, отроче! Нелегкая тебя дорога ждет, да чуры не оставят! Проберешься!
Берест вышел и направился к лошадям. Сам не верил, что, едва выскочив из схватки, едва отдышавшись, толком не поев, отправляется в другую, и впрямь весьма опасную и долгую, дорогу.
Миляй угадал, что за шкурки попали к ним в руки и для чего предназначались. Он лишь не догадался, как дорого они стоят в глазах русов. Так дорого, что за ними кияне полезут хоть в Навь через Огненную реку.
И что самое опасное место сейчас не на Моравской дороге, а здесь, в Божищах…
* * *
Лошади были на месте. Малинский отрок уверял, что увести их отсюда некуда, что дружина боярина Миляя живет здесь и только здесь может хранить всю свою добычу. Еще в ранних сумерках убедились, что он сказал правду: лошадей выгнали из городца поить. Там внутри не было колодца, а на три десятка лошадей воды не натаскаешься.
Если бы речь шла только о лошадях, то отбить их можно было бы сейчас, на водопое. Но никакого груза при них, понятное дело, уже не было, а вернуть требовалось не столько самих лошадей, сколько груз одной из них. Вон той, гнедой черногривки, которую вел получивший стрелу в глаз бедняга Бури…
