Ленька слушал, подперев голову руками, и улыбался. Внезапно между Ткачевым и Ленькой легла тень. Ткачев обернулся. Рядом с ними стояла женщина. Она стояла против света, и Ткачеву показалось, что солнце словно бы обтекает ее фигуру.
— Вот ты где, — сказала женщина. Ленька вскочил. — Я тебя по всему берегу ищу. Здравствуйте, — сказала она Ткачеву. — Идем, обедать пора. — И снова Ткачеву: — Если его не позвать, он и про еду забудет. Вы уж извините…
— Ничего, — сказал Ткачев, смутившись: он был в одних плавках. — Мы тут разговаривали о всяком.
Ленька потянул мать за руку:
— Ты сядь, сядь. Послушай немного. Так что же было потом с этим слоном?
— Увезли. Наверно, в зоопарк.
— Я никогда не видел слонов, — задумчиво сказал Ленька. — И тигров, и обезьян — никого.
Его мать не спешила уходить. Она села тут же, на песок, поджав под себя ноги и натянув на колени юбку. Теперь Ткачев мог разглядеть ее. Конечно, красивой ее не назовешь. Очень простое и милое лицо, большие глаза — Ленька похож на нее. Волосы она красит. Они у нее легкие, прямые, словно соломенные.
— Анна, — сказал Ткачев, — а вот отчества не знаю.
— Петровна.
Она не удивилась тому, что этот незнакомый человек знает ее имя. Ленька сказал матери:
— А это дядя Вася. Он пограничник, между прочим. Тоже старший лейтенант, как папа.
Женщина заметно вздрогнула.
— Идем. Иначе все остынет.
Ткачев торопливо натянул синий тренировочный костюм. Он тоже пойдет, проводит их немного. Надо поговорить. Теперь она удивилась: поговорить? О чем? Он кивнул Леньке: беги обедать, потом встретимся. Леньке очень не хотелось уходить. Он шел и все время оборачивался или начинал идти спиной вперед.
— Я хотел поговорить о Леньке… и о вашем брате.
— Господи, — сказала она. — Да вам-то что за дело!
— Плохо, если нам не будет дела до других. Он же искалечит и ребенка, и вас. Послушайте, Анна Петровна…
Потом, после, на следующий день и через год, и через два он не мог толком вспомнить, что говорил ей. Помнил, что говорил сбивчиво, но горячо, даже слишком горячо — стукнул в сердцах кулаком по какому-то столбу, мимо которого проходили. Анна Петровна молчала, молчала и вдруг заплакала — вот тогда он словно бы опомнился и растерялся.
— Нет, — сказала она. — Никуда мы не можем уехать. С ребенком в белый свет… Здесь хоть крыша над головой, какая ни есть.
Тогда он понял. Испуганная, забитая женщина. Хватается за дом брата, потому что боится всего на свете. А он — прекраснодушный болван. Легко давать советы, хотя бы так горячо, что даже руку рассадил об этот проклятый столб.
