Раввер закрыл глаза ладонью, Лавентин чесал в затылке, и только художник отошел в сторону и там рисовал. Первые два начали что-то обсуждать. Я глянула на изображение двери на каменной платформе, на огромный валун, из которого вылезла.
Судя по одинаковому цвету и их плотному, без шва, соединению, мой камень и площадка были из одного материала. Камень подчинялся моей мысли. Площадка, наверное, тоже. А эти три товарища просто хотели, чтобы я силой мысли создала дверь.
Представила дверь.
Раввер с Лавентином явно спорили.
Неохотно, но в камне проступала дверь. Бедный камушек, похоже, все же разрядился от моих случайных упражнений.
Мурашки побежали по спине, я обернулась: гот с фотоаппаратом стоял совсем близко. Он улыбнулся. Девочка крепче обняла меня за бедра.
Заметив его, Раввер понизил голос, гневно указал на меня. Лавентин развел руками. Серая неприметная дверь обрела четкость. Наклоняться было неудобно из-за обнимающей меня девочки, но я согнулась и дернула за ручку.
Петли заскрипели. Лавентин оказался рядом. Он сунул голову в темноту, потом поднял на меня влажно блестевшие восторженные глаза. Я испугалась, что целовать полезет от счастья. Дрожащей рукой Лавентин сорвал с планшета верхний лист и нарисовал кривенькую лестницу.
Представила нормальную лестницу.
В сумрак, скрипя, потянулись ступени. Лавентин издал похожий на мурлыканье звук и бросился вниз.
– Осторожно! – крикнула зачем-то.
В темноте затеплился зелено-голубой свет, свернул в дверной проем. Отблески озаряли гладкий светлый пол.
Внизу раздался страшный крик, будто Лавентина резали.
Отстранив меня, Раввер бросился вниз. Гот и художник заглянули в проем. После душераздирающего вопля ждешь звуков сражения, криков. Но было тихо, высунувшийся Раввер махнул мне рукой, предлагая спуститься.
Я не фанат подземелий, но, похоже, это единственное, что осталось от дома, где мне предстояло жить. Зашагала вниз, увлекая за собой девочку. Сзади раздалось болезненное шипение: черная сеть перегородила вход перед носом гота. Тот что-то пространно сказал, Раввер тявкнул и вновь меня поманил.
Внизу находилась белоснежная лаборатория в лучших традициях фантастики Земли. Лишними были только древние фолианты на алюминиевых полках да антикварный стол под огромным стеклянным колпаком. На столе в два слоя стояли эмбрионы, а те, что некогда располагались по краям, теперь лежали на полу среди осколков. Но в принципе потерь было всего процентов тридцать.
