— Но есть столько всего, чего я не могу вспомнить. Слишком много.
Итак, он это произнес. Он ожидал удара прямо в сердце — ведь он признался в слабости, преодолел страх. Такой же страх он испытал бы перед отцом, будь тот жив.
Но удара не последовало. Не последовало из-за Сьюсан — Леонидас был в этом уверен. Она причина того, что у него хватило сил сказать ей самую страшную правду.
Сьюсан смотрела на него, ожидая продолжения.
— Лица. Имена. Решения, которые я, очевидно, принимал когда-то. — Он пожал плечами. — Я ничего не могу вспомнить.
Она задумалась и сжала ладони.
— Это происходит постоянно?
— Нет. Но… происходит. Сегодня утром я был на заседании и не узнал никого из присутствующих. И не все они были наняты за прошедшие четыре года.
Сьюсан сдвинула брови и пристально на него посмотрела:
— Они догадываются, что ты не можешь их вспомнить?
Он шумно выдохнул и произнес:
— Если бы они догадались, это погубило бы все.
Сьюсан сидела неподвижно, но Леонидас заметил, что она непроизвольно выпрямила спину, если такое вообще возможно, — у нее безукоризненная осанка.
— Я уверена, что тебе удалось все скрыть, — наконец сказала она.
— Да, мне удалось. Но меня беспокоит, что это лишь вопрос времени, — я могу попасть в такую ситуацию, когда скрыть пробелы в памяти не удастся.
Она молча обдумывала сказанное им.
— Что говорит врач о такой длительной потере памяти? Ты спрашивал его?
Леонидас не обращался к специалисту после возвращения домой — это выглядело бы как еще одно проявление слабости. Но все же посетил одного из семейных врачей, которые много лет лечили семью Бетанкур. Слабость или нет, но кому, как не ему, беспокоиться о потерянных четырех годах?
Неужели его навсегда погубил этот проклятый Граф?
Вздохнув, он посмотрел на Сьюсан:
— Вероятно, катастрофу я никогда не вспомню, и слава богу. Врач уверен, что постепенно память восстановится, и я вспомню практически все. Но у меня нет времени.
Она нахмурилась:
— У тебя масса времени, разумеется.
— До того момента, пока кто-нибудь не заподозрит правду. Сьюсан, ты единственная, кто знает. Ты и еще врач, который не осмелится нарушить молчание, учитывая, что его благополучие зависит от меня.
Она уже не сидела в позе монахини, сложив руки на коленях, а подняла руку к ключице. Леонидасу этот жест показался соблазнительно-сексуальным. Его охватило желание. Еще хоть раз слиться с ней… Ночью желание становилось особенно жгучим. Еще один раз восхитительной близости…
