В пургу приходилось подолгу разыскивать людей, сбившихся с трассы. Особенно памятен поиск моряков, которые возвращались с боевого задания. Так мело, что средь бела дня наступала кромешная тьма. Ветер сбивал с ног, швырял на ледяные торосы. Я с тремя бойцами-санитарами совсем выбилась из сил. Хотелось упасть на лед и заснуть. Но только подумала об этом, вдруг вижу: на снегу человек в бушлате! Они! 28 потерявших надежду вернуться моряков! Все они обморожены, несколько человек тяжело ранены. Теперь мне и самой не понять, как нам удалось тогда добраться с ними до палатки!
Утром за моряками приехал грузовик. Прощаясь, каждый из них подошел ко мне и благодарно пожал руку. Тут я почувствовала, какая маленькая у меня ладонь и что она вся в ссадинах и мозолях от носилок.
Как-то вечером в нашу палатку занесли ребенка, завернутого в заледенелое одеяло. Его выловили регулировщицы в полынье у 9-го километра. Машина, в которой он ехал вместе с бабушкой, потерпела аварию. Малыш выскользнул в темноте из ослабевших старческих рук.
Я бережно распеленала ребенка, отогрела у печки. Он был спокоен и улыбался каждому, кто брал его в руки. Словно чувствовал родство со всеми в палатке после ледяной купели в Ладоге.
Мы долго гадали, какое дать малышу имя. Наконец решили назвать его Юрой, а фамилию дали Ладожский. Велика же была наша радость, когда наш «крестник» действительно оказался Юрием. В Кобоне нашлись его родители, которые вместе с бабушкой эвакуировались из Ленинграда.
Не одну пару валенок сносила я за ту блокадную зиму. Снабженцы ругали: на тебя не напасешься! Как промокнешь — пропали валенки. Сушить их было негде и некогда. И варежки быстро снашивались — от носилок. Выручали шоферы. Увидят, что я с голыми руками на морозе, бросали из кабины свои:
— Держи, сестренка! А я найду себе на берегу! И ехали дальше по трассе.
А сколько радости услышать благодарность от спасенного человека! Нет большей награды, чем из глубины души идущие слова:
— Спасибо, сестричка! Век не забуду!
Помогали эти слова, поддерживали. Забывала усталость, горе. В Харькове во время бомбежки погиб муж. Убили фашисты пятилетнюю дочку, свекровь.
А меня здесь, на Ладоге, только ранило в руку да раз контузило. Отлеживалась тут же, в своем ледовом лазарете. Это были, пожалуй, самые мучительные дни. Боялась быть наедине с собой, боялась своих мыслей.
Хорошие у меня помощники-санитары. Петр Кононов, построивший печку, так и остался при ней кашеварить. Родом он с Урала. Ругала его: деля наши скудные пайки, он пытался оставить побольше для меня. Иван Чекушкин — шутник и балагур. С ним легко переносить беду…
