Спустив на воду свой корабль, новгородцы стали помогать тянуть идущее следом судно. Это был неписаный закон: выбрался сам, помоги другому. Когда вторая ладья коснулась днищем воды, люди с нее тоже оказали помощь следующей за ними ладье. Так продолжалось, пока все двадцать ладей не преодолели сухой путь.
На речном берегу запылали костры. Запахло жареным мясом и душистым дымком щей. Нет ничего приятнее после тяжких трудов сытно поесть и завалиться спать под высокими августовскими звездами.
Анфиска, наравне со всеми тащившая корабль, всю ночь проспала как убитая между Фомой и Потаней. На следующий день у нее болело все тело, особенно ныли спина и плечи.
– Лоханный и Островной пороги мы миновали, – молвил Яков Залешанин, – впереди еще один опасный порог – Богатырский Забор.
– О! – простонала Анфиска. – Опять начинается маета!
– Нет, милая, – кормчий с усмешкой покрутил смоляной ус, – маета начнется чуть подале, перед Разбойным порогом. Его еще называют Ненасытцем.
Волок у Богатырского Забора протяженностью был меньше версты, его преодолели довольно быстро. Далее следовал порог под названием Звонец; быстротекущая днепровская вода с громким плеском струилась по камням, отсюда и название порога. Возле самого берега имелась узкая глубокая протока, по ней-то караван судов и проскочил звонкий и пенный порог.
И вот взору открылся грозный Ненасытец.
Вода в Ненасытце неслась с огромной скоростью и отвесно падала со скалистой гряды, запиравшей реку от берега до берега. Миновать такой порог можно было только по суше.
После ночевки на днепровском берегу купеческие ватаги опять взялись перекатывать ладьи посуху, благо повсюду валялись во множестве колоды и бревна, отполированные до блеска днищами кораблей. На этот раз насады пришлось тащить по берегу аж две версты.
Буслаевские дружинники уже сталкивали свой корабль на воду, когда раздался протяжный свист дозорного. Сигнал тревоги мигом прокатился по растянувшемуся на волоке каравану. Купцы, кормчие, кмети, гребцы и слуги торопливо облачались в кольчуги, у кого они имелись, подпоясывались мечами, разбирали копья и топоры, снимали с корабельных бортов щиты.
Из знойного марева степи вынырнули всадники.
Мелькали над высоким травостоем конские шеи и головы, фигуры наездников в островерхих шлемах. У некоторых всадников на шлемах трепетали лисьи хвосты.
Анфиска смотрела на Василия и Худиона, облачающихся в кольчуги.
– Кто эти всадники? – спросила она.
