Уже поступило по рации распоряжение — мне переселяться на рефрижератор 904, и вскоре пришел «омик». «Корреспондент готов?» — закричали оттуда. Мои вещи уже стояли наготове на нижней палубе, но корреспондент был совсем не готов к подкравшейся как-то неожиданно разлуке с «Марией Ульяновой» и переживал странную внутреннюю растерянность — вот как, оказывается, привыкаешь…
На флагманском рефрижераторе уже волокли на мостик ящик с ракетами. Вот одна, зеленая, взвилась в небо. За ней другая, красная. Медленно огибая флагман, ложится курсом на юг «Беломорский-28». Поравнявшись с нашей «трибуной», «Беломорский» дает протяжный гудок, в ответ над самым ухом приветственно гудит девятьсот четвертый, и Наянов кричит в рупор какие-то напутственные слова. Сколько в его жизни было таких разлук, а он машет вслед уходящему кораблю и опять что-то кричит уже без рупора. Несмотря на стужу, он почему-то без своего кожана, в одной меховой жилетке, ветер треплет концы шарфа, а мимо уже проходит танкер, «щепка с пятью кастрюлями»; отныне его уже никто так не назовет. Танкерам предстоит трудиться в только что осваиваемых районах, обслуживать тазовских геологов и новопортовских нефтяников, открывать навигацию на мелководных притоках заполярной Оби, и тут их мелкая осадка — незаменимое качество.
Последней уходит «Мария Ульянова». На ее мостике я вижу капитана, старпома Марка Дмитриевича, кока Ивана Алексеевича, юного матроса Толика Береснева, остальных… Марк Дмитриевич поднимает ракетницу, с «омиков» тоже стреляют, целый фейерверк повисает над полярным морем. Со стороны в переливающемся свете салюта двухпалубный лайнер сказочно хорош. Он плывет по притихшей воде, все тринадцать человек команды сейчас наверху, я почти слышу, как нежно и мелодично поскрипывают, сейчас верно, медь и красное дерево.
Может, думаю я, где-нибудь на зеленом плесе пригрезится нашему лайнеру тяжелый полярный вал, и вздрогнет он, будто от удара о привальный брус, змейкой скользнет по зеркалам отблеск прощального фейерверка. Сибиряки, берегите «Марию Ульянову». Последним приветом загорается огонек на корме, начальник экспедиции товарищ Наянов сам хватает ракетницу и самозабвенно, как мальчишка, палит в воздух, и когда поворачивается к нам, в его темных глазах медленно гаснут разноцветные искры.
После полудня стук в дверь. Тревога! Я вскакиваю: «Войдите!» В дверях вахтенный, Саша-боцман.
— Меня за вами послали. Начальник экспедиции просит наверх.
