— Пусти, родимая, не дай нам, грешным, на морозе пропасть. Бабе моей, кажись, последний час пришел, — взмолился снова мужчина.
Женщина продолжала охать и стонать.
— Хозяина-то нетути… Без него как бы и неладно, — заговорила нерешительно Татьяна.
— Ой, батюшки, родимые, смертушка моя подходит, — начала причитать женщина.
— Будь по-вашему, идите, бабы-то больно жаль, — согласилась сердобольная Татьяна.
— Пошли тебе, Господи, доброе здоровье! — проговорил мужчина, тихо входя в открытые Татьяной ворота.
За ним, еле передвигая ноги, вошла и баба.
Татьяна заперла ворота и вернулась в избу. Гости ее уже расположились в ней. Миша спал. После предложенного Татьяной ужина, до которого женщина, все продолжавшая охать и стонать, и не дотронулась, хозяйка и гости стали укладываться спать.
Татьяна хотела было помочь раздеться больной бабе, но та отклонила ее предложение:
— Не замай, родимая, благодарствуй, теперь словно как и полегчало, это, должно, с усталости — много шли.
— А вы издалека? — полюбопытствовала Татьяна.
— Из-под Иркутска, родимая, давно идем, — отвечала женщина.
— Куда пробираетесь?
— К Томску, родная, к Томску.
— Далеко еще, — промолвила Татьяна.
— Неблизко, ну, да Бог даст, доберемся, — заметил мужчина.
Татьяна затушила свечу, но ей почему-то не спалось. Какое-то тяжелое предчувствие щемило ей сердце. Она то прислушивалась к тихому и ровному дыханию спящего около нее Миши, то к прерывистому, неровному храпу заснувших гостей, то к вою зимнего ветра на дворе. Вдруг она услыхала в том углу, где расположились ее гости, какую-то возню и шепот. Ей явственно послышались слова: «Пора, спит».
Вскочить с постели и зажечь свечу — было для нее делом одной минуты. Изба осветилась, и перед ошеломленной Татьяной вместо утомленного путника и его беременной спутницы оказались два рослых мужика: один постарше, а другой совсем молодой, безусый, игравший роль женщины.
В руках у старшего блеснул большой нож.
— Ну, Бог тебя спас, что пробудилась. Отдавай деньги добром! — воскликнул он.
— Кажи, где мошну хоронишь! — заметил другой.
— Родимые, нет у меня денег — хозяин увез, пощадите, не губите, — опустилась Татьяна на колени перед злодеями.
Разбуженный шумом Миша проснулся и, спустившись с кровати, робко прижался к матери.
— Нишкни {Молчи, цыц.}, зря не болтать, а не то тут со своим щенком и ляжешь. Давай деньги! — загремел старший.
У Татьяны блеснула мысль.
— Будь по-вашему, берите, только своими руками сокровище свое не отдам, — годами коплено, — сами берите.
