Она встает, намекая нам, что пора уходить. И что вся эта встреча – только проверка, что Люк во всем нам признался.
Я протягиваю Ребекке карточку с моим личным адресом электронной почты.
– Спасибо.
Мы расстаемся в молчании. Рук не пожимаем. Говорить больше не о чем.
Домой едем тоже молча. В свои семнадцать лет Люк станет отцом. Я хочу высказаться, сказать, что выращу внука. Они ни в коем случае не должны отказываться от ребенка. От ребенка Люка…
А когда мы въезжаем на дорожку перед домом, меня поджидает еще один сюрприз. Из почтового ящика торчит новая открытка. На сей раз без конверта. Черная, с яркими буквами.
Сейчас восемь вечера. А значит, тот, кто этим занимается, был у нашего дома.
Я ошарашенно стою у крыльца, представляя, как на этом же самом месте стоял чужой человек, и боюсь представить, что это значит. Для меня и для моей семьи. Понимаю, что должна была с самого начала отправиться в полицию. Рассказать Тони. А еще понимаю, что сегодняшняя ночь – не обо мне, не об Анне и не о том, что значат, а чего не значат эти открытки.
Сегодняшняя ночь – о Люке.
Я слежу…
09:00
Мне нравится, что ее грызут сомнения.
Вот почему мне нравится следить за людьми. Вот почему я должен это делать.
Даже не помню, как все началось. Только знаю, что это важно. Нужно следить, потому что это крайне важно – понять разницу в поведении человека, знающего, что за ним следят, и не знающего о том.
Понимаете, некоторые люди почти не меняются, следят за ними или нет. Однако большинство – совсем иные. Этого не поймешь, пока не последишь продолжительное время.
Иногда – и это тоже важно – многого и не требуется. Люди просто начинают понимать. Выдают себя. Тогда следить становится еще интереснее, потому что они вдруг поворачиваются. К окну. Закрывают ставни или шторы. Включают свет. Проверяют дверь.
А иногда приходится немного им помочь. Взбаламутить. Чтобы появился взгляд, который я научился понимать и который, пожалуй, нравится мне больше всего.
Когда человек чувствует, что за ним следят, но уверенности в этом у него нет.
Сара сидит в кровати, глядя на чашку холодного чая на тумбочке. Зачем мать продолжает приносить ей чай? Саре не нравится больничный чай. Он странно пахнет.
Рука еще болит после капельницы. Сначала Сара не понимала, почему вся кутерьма тянется так долго. Она-то думала: промыть желудок, поблевать как следует. Извиниться. Пойти домой. Но нет.
И никто не говорит правду. Любой, кто прибыл с передозом, считается самоубийцей. Хуже всего, понимает Сара, все еще глядя на холодный чай, что она даже не помнит, чтобы ей всерьез хотелось умереть. Не помнит вообще, о чем думала, принимая таблетки. Просто перепугалась –
