Я тебя лишь коснулся и ты улетела…
Ты спросила, как звать, — и тебе я ответил.
Я ответил: я — ветер, я ветер, я ветер…
Ты — счастливое облако, полное света.
Я — твой вечный Ромео, я — ветер, я — ветер…
В КАЮТЕ КОКШИ.
Обе женщины сидят за столом, пьют чай и слушают.
Люба. Это же Степан поет. Он для меня поет. Он даже не знает, что я его слышу. Песня такая странная. Что мне делать? Как сказать ему, что я здесь, близко. Что скоро мы будем рядом.
Кокша. Рядом? Скоро? Я же тебе объясняла: у тебя нет документов. На судне о тебе никто не знает, кроме меня и старпома, который тебя провел на борт. Как удастся пройти таможенно-пограничный контроль в России и вывезти тебя с территории порта — это вопрос. Все может закончиться очень печально. Тюрьмой, даже. Для тебя. Для капитана. Для старпома-радиста. Если подключим Степана, то и для него. Чем больше людей втянуто в круг, тем больше это похоже на умышленный сговор. Так что — сиди, моя дорогая. Сиди и не высовывайся. Поняла?
Люба. За что ты меня не любишь? Я мужика у тебя не отбивала. Прячешь — спасибо. Кормишь — спасибо. Что я еще должна? Я же не напрашивалась на эту контрабанду: старпом предложил — я согласилась. А что? А какие у меня были варианты попасть на родину?
Кокша. А ты хочешь на родину? Тебя там ждут?
Люба. Теперь и не знаю. Ждут, конечно. Только я же на заработки уезжала. Меня с деньгами ждут. Паспорт новый куплю и снова уеду — у нас в городе работать негде.
Кокша. А Степа тебе зачем?
Люба. Разве? Разве — зачем? Он — спасение мое. Душа у него — близкая мне, родная. Я его не потяну за собой. Разве я не понимаю: у него работа, жизнь, семья, наверное? (Смотрит на Катерину Сергеевну. Но та молчит.) Наверное, есть семья? Разве я могу мешать его счастью?
Кокша. Ты не обижайся, я не со зла. Я и сама, можно сказать, как и ты — на заработках. Только повезло больше. Степа — чего таить — парень завидный. А только, в нашем положении, никто нас здесь не видит и не замечает. Они, представляешь, целыми днями о дынях говорят, мол, сексуальные очень и очень их соблазняют. Дыни. А я кручусь перед ними с утра до ночи — пирожки, блинчики, тортики, котлетки, отбивные и соляночка, компотик и кофе на мостик — никто. Никто! Я для них — член экипажа. Нет, вру, есть один. Капитан. Не потому, что капитан, а потому что мужик. Спросит он меня потом, когда судить его будут: ты знала, Катерина Сергеевна, чем ваше гостеприимство для меня закончится? Что отвечу? Знала. А только не могла я по-другому поступить.
