Дом на волне… | страница 30
Дед. Эти? Эти выйдут. Эти свое возьмут. И философию под водку. И работу на закуску. Эти — могут!
Капитан. Ладно. Отдохну на вахте, посмотрю на море.
Дед. Ладно. Побегу в машину. (Уходит.)
Капитан садится около иллюминатора, смотрит на горизонт, пишет в дневнике, который держит на коленях и читает:
С утра продолжали мыть грузовые танки.
Жду — выйдет ли Гена. Вышел. Молчаливый. Но, как обычно, собранный и работоспособный. Тянул за двоих. С каким-то остервенением, никому не доверяя, сам лез в горловину, проверяя качество работы. Вылезая из танка, он либо показывал большой палец, и тогда два матроса демонстративно разводили руки в стороны и улыбались, либо — кулак, и тогда они, подхватывая скребки, ведра и ветошь, вместе с боцманом исчезали под палубой.
Пароход живет своей жизнью. Бежит, покачиваясь. Охает, проваливаясь или больно ударяясь на волнах. Свистит из машины напряжением турбин и металла. Он напряжен как большой и раненый зверь, который ежеминутно прислушивается и присматривается к себе: что болит? где болит? выдержу? И осторожно продолжает двигаться, оберегая больное место.
…Я снова нащупываю дорогу к тебе. Женщина моя! В полете. На воде. Взлетая. Утопая. Проваливаюсь. В другой мир. В другое тысячелетие. В другую Галактику. К запаху твоих волос. К телу и улыбкам из тысячи зеркал. К прикосновению твоих пальцев. К …соприкосновению нашему…
Боже, как долог этот рейс…
ВЕЧЕР ТРЕТЬЕГО ДНЯ.
Мостик.
Капитан. Как пел бы акын: вечер третьего дня. Закончили мыть танки. Кажется, можно вздохнуть с облегчением. Но, недаром говорили в старые времена: когда кажется — крестись… Тепло. Проходим греческие острова. В эфире греческие слова и музыка сиртаки. Степан наигрывает на баяне, собрав народ на корме судна. За кормой — кильватерная струя и две чайки, как привязанные к небу и судну. Песня у Степана сегодня грустная, но с вызовом: