Бербедж. Ну так и играй комедию..
Кемп. Я и играю. Слыхал про девятидневное чудо Кемпа?
Бербедж. Нет.
Кемп. О, скоро о нем узнает весь мир, клянусь Богом! Знаешь, что я сделал? Я утром вышел из Лондона на тракт, что ведет в Норидж, и пустился в пляс. На мне был мой лучший костюм, ты помнишь его — ленты, бубенчики, колпак — я пел, я играл на флейте и лютне, я танцевал, и я шел вперед, с танцами и песнями. Люди выглядывали из окон, детишки выбегали на улицу и пускались в пляс вслед за мной… А я шел по дороге, не останавливаясь ни на минуту, я пел и плясал, я рассказывал анекдоты и даже позволил себе продекламировать тот самый скабрезный стишок про нашего дражайшего Роберта Сесила. И ни один стражник, ни один солдат не остановили меня, напротив — они подносили мне вино и хлеб. Я был счастлив, Дикки, и я ввалился в Норидж с гудящими пятками и в разбитых башмаках, и рухнул плашмя на первом же постоялом дворе. Но я показал им, что такое комедия и что такое театр…
Бербедж. Кому — им?
Кемп. Им. Всем. Людям.
Бербедж. Прости меня, Билл, но, по-моему, они просто видели шута, который пел и плясал на дороге. Кто обидит дурачка? Вот тебя и не трогали…
Кемп (сощурившись, резко, злобно). Запомни, Дикки! Придет время, когда люди наконец-то поймут, что смех и развлечение — главное в искусстве. Мы — шуты, мы отвлекаем публику от грустных мыслей, мы не даем ей заскучать. И помяни мое слово, пройдет совсем немного времени, когда публика кинет дерьмом в ваши трагические пьесы, в ваших призраков и мстительных принцев, и вот тогда на сцену вернемся мы. Клоуны, шуты — мы воцаримся на ней, чтобы уже никогда не сойти с подмостков! Мы будем показывать вам голый зад и высовывать язык по любому поводу, мы будем травить самые сальные и скверные анекдоты, мы будем сквернословить по любому поводу и без повода, а публика будет хохотать! Публика будет ржать! Публика будет развлекаться! Долой театр, Дик, прощай, высокое искусство, да здравствует грубый шут и пошлая шутка! Да здравствует веселье без единой пользы и цели! Да здравствует смех ради смеха!
Бербедж. Какие ужасные вещи ты говоришь, Билл… Просто кошмарные…
Кемп. Зато — правдивые. Ты сам увидишь. Дай только срок, совсем немного времени, совсем чуть-чуть. Вот увидишь, что я окажусь прав, что комики победят трагиков, распутники — моралистов, а удовольствие — печаль. Вот увидишь, Дикки!
Бербедж. Не на моем веку…
Кемп. Все может быть. Все. Все.
