Сергей Ильич долго смотрел им вслед, вспоминая:
…Первомай, трибуны с колоннами… Оркестры. Солнце было таким ярким, что маленький горнист, казалось, держал в руке не металл, а сверкающий луч. Пионеры шли строем. Люди на тротуарах оглядывались, улыбались. Везде — транспаранты, шары, улыбки.
Супруги шли по другой стороне улицы, в потоке колонны. Кавалерия Климентовна крепко держала покачивающегося мужа под руку и махала маленьким красным флажком… Строем. Под музыку. Ждать? Жить? Сесть со сковородкой на кухне?
Кто-то кричал рядом громко и радостно: «Наливай! Догоняй! Праздник!»
Лед рвался от боли и трещал, разрываемый горячими пальцами антарктических гор, молодых и прорастающих из Земного шарика, как зеленые пучки из луковицы… Ледниковая корона Полюса кренилась и падала, дробясь и растекаясь ледниковыми реками… Гигантские жемчужины раскалывались на куски, айсбергами сползая в океан и шипя… Ледяные поля размерами в пол-Европы, вскипали и переворачивались, как мясо на вертеле, не вмещаясь в бушующий океан, ныряли, выпрыгивали из воды и снова погружались, будто пытались спрятаться. Но люди, самолеты, космические лаборатории — находили и преследовали. Самолеты визгливо жужжали, поливая нещадно аэрозолями красок, как цели для будущего бомбометания. …Подводные лодки пронзали пульсарами гидролокаторов, примериваясь… Крутились километровые ленты кинопленки… Щелкали и молнились миллионами вспышек профессиональные и любительские фотоаппараты, будто изучая и планируя поле боя… Молотками, ломиками, бурами — били, кололи, сверлили и препарировали, вонзаясь безжалостно… Лед плакал. И таял. Таял. А слезы его плескал океан… соленые, как у человека…
За первые сутки перелета, с антарктической станции на Кейптаун и прыжок над всей Африкой на Дакар, Данил отупел и оглох буквально от шума моторов и криков людей, от тесноты замкнутого пространства и множества афро-евро-азиатских улыбок и лиц, сжался и сморщился от неприятно нахлынувшей близости чужих запахов, и глупо, по-мальчишески, перевозбудился: «Скоро буду в Москве! Три года Антарктиды кончились!»…
Но верно говорится, чем ближе к дому, тем забот больше обязанности, обязательства, волнения, предчувствия… Предчувствие его не обмануло и он, оказалось, не зря пошел проверять в Дакаре экспедиционный груз. Агент-сенегалец в белой рубашке, шортах и сандалиях на босу ногу, с полным желтых зубов ртом и желтоватыми же белками огромных глаз на шоколадном лице — долго вел Данила по коридорам, через ограждения и калитки, к багажным тележкам, прямо на летное поле, к грузовой пасти винтокрылого монстра, где два негра пыхтели, распихивая коробки, чемоданы, ящики. Из-под приметного двухметровыми габаритами блока с надписью «Академия наук …Антарктида — Москва…» текла влажная струйка. Данил бросился к ящику и стал ощупывать его, как больное живое существо:
