Не дай мне Бог,
Родиться королем.
Не дай мне Бог, родиться президентом.
Я сам не плох.
Ох, я не плох.
Я буду самым перспективным претендентом
На короля и президента.
И выдаю я всем патенты
На обладание судьбой.
Ах, подходите, подходите, подходите
К своей судьбе,
И руки протяните,
Скажите ей:
Любимая, с тобой,
Я буду Богом, королем и сам собой.
Любите, как люблю.
И смейтесь, как смеюсь я.
Любимая, с тобой,
Я буду Богом, королем и сам собой.
Любите, как люблю
И смейтесь, как смеюсь я.
Любимая, с тобой.
Лю-би-мая, с то-бой…
Выскочил из троллейбуса. Напротив — почтамт. Взлетел на второй этаж. Ощущение удачи и какой-то стремительной полноты будоражило и подталкивало лететь. Выше! «Я сам не плох. Ох, я не плох… Любите, как люблю. И смейтесь, как смеюсь я. Любимая, с тобой».
Остановился. Кабинет начальника почтового отделения похож на сейфовый инкубатор, а сам почтмейстер, кажется, только вылупился и даже еще не полностью вылез из торчащего за его спиной стального ящика.
— Что вы принесли? Не понял?
— Я говорю, договора я принес.
— Не понял.
— Вы должны купить бюст политического деятеля.
— Не понял.
— У вас нет в зале.
— Не понял.
— В зале должен стоять бюст.
— Почему должен?
— Разнарядка у меня. Сверху.
— Понял (протягивает руку, берет договор, читает). Все правильно написано. Одобряю.
Родон Герасимович облегченно вздыхает:
— Прекрасно. Договор подпишите. Оформите. Вышлите по указанному адресу.
— Не понял.
— Чего не поняли?
— Имя не указано.
— Чье?
— Деятеля.
— А вам не все равно?
— Логично.
— Вот и подписывайте
— Момент (пишет).
— А что вы там пишите? Это же договор. Здесь нельзя ничего писать.
— Почему нельзя? Дополнение к договору.
— Дополнение к договору пишется отдельно.
— А мы здесь напишем (продолжает писать).
— Что вы пишете?
— Момент (читает вслух). К указанному памятнику должны быть приложены в трех экземплярах следующие документы: биография героя, цитаты из его работ и речей, указатель упоминаний данного героя в документах форумов, съездов и печати последнего пятилетия. Общий объем указанных документов, — смотрит на Родона, усмехается, дописывает, — двадцать печатных страниц.
— Десять, — перебивает Родон Герасимович.
— Двадцать, — мягко поправляет почтмейстер и загадочно улыбается. Откидывается на стуле к сейфу, уменьшаясь, будто влезая в него. Наставляет оттуда:
— Да не вздумайте меня провести. А то тут ходил один с аналогичными бумагами, а потом оказалось, что хотел бюст хирурга какого-то мне подсунуть. А зачем на почте хирург?
