— Приема не будет, товарищи. Сергея Владимировича срочно вызывают на бюро. Извините.
Присутствующие поднимаются, суетятся, выходят. Родон Герасимович спрашивает вежливо, но твердо (рука уже тянется к телефону на столике секретарши):
— Вы позволите позвонить?
Набирает номер прорабской:
— Обком? Это я. Станислав Палыч. Машину за мной присылать не надо. Я вместе с Сергеем Владимировичем приеду. — Кладет трубку.
На другом конце провода Слава обалдело пожимает плечами. Родон секретарше:
— Я на минутку. Сергей Владимирович знает. — И секретарша, так же как и вахтер, не успевает среагировать. Родон уже в кабинете:
— Вы позволите, Сергей Владимирович? Добрый день. Я на минутку. Это может иметь отношение к бюро.
— Простите, с кем имею честь?
— Родон Герасимович Плексигласов. Мастер по реализации. Центральная художественная мастерская. Спецзаказ. Ваше управление должно приобрести два бюста видных политических деятелей. Общая стоимость, условия доставки, гарантии — все в этом договоре.
— Позвольте, какие бюсты? — Но договор берет. — Что значит должны? — Читает. — У нас и денег таких нет.
— Я понимаю. Я очень хорошо вас понимаю. Но это общее указание. Возможен и отказ. Здесь, видите, и примечание есть: об отказе руководителя. Распишитесь, пожалуйста.
— Что за ерунда? Зачем расписываться?
— Распишитесь, что вы не желаете.
— Не могу.
— Не можете, не желаете. Распишитесь.
— Да не могу я.
— А вы так и напишите: я не могу. Вот здесь.
Директор задумывается, досадливо морщит лоб. Включает селектор:
— Софья Павловна, можем мы найти полторы тысячи рублей на культурно- бытовые или оформительские работы?
— Надо посмотреть.
— Посмотрите, пожалуйста, и завтра мне сообщите. — Выключает селектор. Родону Герасимовичу говорит с плохо сдерживаемым недовольством:
— Оставьте договора. Мы вышлем подписанные экземпляры.
Родон Герасимович идет по улице. Улыбается. Обгоняет группу девушек и юношей, видимо, студентов. Девушка в голубом платье чуть повернула голову, и Родон, машинально отметив нежную прелесть ресниц и овала щеки, кивнул ей. Она удивленно задержала на нем взгляд. Родон улыбнулся и ускорил шаг. Обогнал. Но подождал на остановке. Компания ввалилась в троллейбус. Родон искал глазами голубое платье. Ресницы оказались рядом, но были повернуты к модному парню с гитарой. Парень пел, аккомпанируя себе, и все подпевали: «Черное море, чудное море. Ах, этот блеск, плюс плеск близкой волны…». Родон приблизился и присоединился. Его приняли. Потом пели «Коробейники», потом кто-то затянул: «Я сегодня дождь, и я ее поймаю, зацелую золотую прядь…». Ресницы повернулись к Родону и нацелились копьями. Он шутливо поднял руки и улыбнулся: «Сдаюсь». Копья взлетели вверх. О, какое небо они охраняли! Родон заворожено протянул руки к ней, призывая или приглашая. Но она чуть заметно мотнула головой и улыбнулась, а парень, не поняв, протянул гитару. Родон понимающе усмехнулся. Ресницы волновались, щекотали его завороженный взгляд, прикрывались качающейся улыбкой, как веером. Он пел:
