Я муку лишь мелю, а другой ее ест.
И так хочется мне вместо пышной попойки,
Вместо жирной селянки — щей русских горшок,
Хлеба кус, и тарелка готова для мойки,
И хозяйка довольна, и я «сам большой».
Ретируюсь скорей из большого застолья,
Предпочтя воды Кашинской вместо Тверской.
Пусть собора большого гудят колокольни,
Я поближе стараюсь быть к келье мирской.
На набитый желудок обычно не спится,
Невозможно уснуть, и от битвы устав,
Я любимых томов раскрываю страницы,
Чтоб отведать ко сну череду сочных глав,
Где встречаются, женятся, любят и бросят,
И смиряются вновь у подножья креста.
Зрелищ, хлеба лишь чернь голопузая просит,
А достойному — слово — Sapiensi sat.
Что же нам предпочесть — пищу тела иль духа,
Насыщение плоти иль жажду ума,
Или сытое брюхо к учению глухо?
Или в мыслях у странника только сума?
Не понять нам себя — верьте мне иль не верьте:
Был я сытым порой, и голодным я был.
Но мне жаль тех, кто умер голодною смертью.
Вдвое жаль, кто себя объеданьем сгубил.
