Майор решил сменить тему.
«Ну а знаете ли вы, что в письме из-за границы, которое мы обнаружили при обыске у Марамзина, в письме от врага нашей родины, эмигранта Эмиля Когана, который написал книгу о Солженицыне, на полях этого письма ваше имя и телефон?». Я говорю: «Но мой телефон не является государственной тайной. Никто мне не звонил по этому поводу. Вы, наверное, это знаете не хуже меня».
Я говорю медленно, спокойно, но мысленно твержу себе: «Не расслабляйся. Это ведь всё пристрелка, отвлекающие манёвры. Жди, когда он выложит свои главные козыри». Разговор продолжается, но «козырей» всё нет. Ни слова о визитах Профферов, ни слова о подпольной библиотеке, ни слова об Андрее Московите. Вместо этого — примитивный и откровенный блеф.
«Да, материала у меня на вас много. Если я сейчас этот ящик открою, у нас по-другому разговор пойдет. Ну что, открыть? Открыть?» И вот тут я растерялся. Скажешь — открывайте, не боюсь! Вранье. Очень боюсь. Скажешь — нет, не открывайте, окажется, что прошу о чем-то. И вдруг до меня буквально в этот момент дошло: есть еще третий вариант. Не отвечать. Молчать. И я молчу. Тут он начинает нервничать. Долго разговор тянулся. Три часа. И в заключение фраза: «Да, Игорь Маркович, вы человек осторожный, даже, извините, скользкий. Но я хочу вам сказать: в этом здании надо быть более откровенным».
Вернувшись домой, я застал Марину, окружённую примчавшимися друзьями. Начались расспросы, поздравления, вздохи и ахи. Один только Саша Кушнер никак не мог выдавить из себя улыбки. Он чувствовал себя ужасно виноватым. В чём? Чтобы объяснить это, потребуется ещё одно отступление.
В.С.К.
Был в нашей компании один литературный критик — назовём его В.С.К. Оживлённый, приветливый, увлекающийся. Очень маленького роста, но очень подвижный. Запойный читатель классики и современной литературы, как разрешённой, так и неподцензурной. Страстный собиратель и знаток бабочек. С очаровательной женой, которая вскоре получила место редактора в литературном журнале.
Нельзя сказать, что мы были просто знакомы. Что греха таить — мы дружили. Ходили к ним в гости, а они — к нам. Саше Кушнеру не раз доводилось проводить дни с В.С.К. в совместных литературных командировках. Бывали у них и Бродский, и Довлатов. Я доверял им настолько, что давал читать рукопись «Метаполитики». Они знали, кто скрывается за псевдонимом Андрей Московит.
Критические статьи В.С.К. печатались во всех журналах и газетах. Восторга у нас они не вызывали. Но мы слишком хорошо знали, как умело редакторские ножницы вырезали всё самое живое и небанальное из публикуемых литературоведческих работ. Примеры Хмельницкой, Ерёмина, того же Эткинда были у нас перед глазами.
