Майя Чумак
С супружеской парой Чумаков мы с Мариной сдружились в годы моих мытарств на киностудии Ленфильм. Володя Чумак был известным кинооператором, снимавшим такие фильмы как «Мальчик и девочка», «Миссия в Кабуле», «Премия» (1974). Майя занимала скромную редакторскую должность на студии, но её кабинетик всегда был бурлящим центром обмена новостями, сплетнями, рукописями, книгами — в том числе и Тамиздатскими. Многократно появлялся в этом кабинетике и Марамзин, не раз приносивший туда «запрещёнку» всякого рода.
В доме Чумаков тоже постоянно толпились гости. И это при том, что телефона у них не было и каждый появлялся без предупреждения и мог оказаться в самой неожиданной компании. Помню, однажды мы попали на сборище актёров, среди которых был и знаменитый Павел Луспекаев. Чем-то мы ему понравились, и он сразу стал объяснять Марине, что она явно не понимает, как ей повезло с мужем, а вот если бы она была его женой, то каждый день её начинался бы с воплей: «Паша! Паша! Только не по лицу — у меня сегодня съёмка!».
Общительность и радушие Майи Чумак поразительным образом сочеталось с предельной ранимостью и неуверенностью в себе. Принимать гостей у себя — сколько угодно. Но пойти к кому-то в гости — об этом не могло быть и речи. Вне своей квартиры она чувствовала себя, как улитка, лишившаяся раковины. На каждый телефонный звонок из кабинетика ей нужно было собирать все душевные силы, как на прыжок в прорубь. Что могло заставить её выйти из дома к телефону-автомату в половине двенадцатого?
— Игорь, простите, что так поздно… Но вот… Володя в отъезде, на съёмках в Риге… А я только что вернулась домой и нашла в ящике повестку… На завтра…
Она не сказала, что за повестка, но и так было ясно.
— Я сейчас приеду, — сказал я.
Троллейбус, метро, снова троллейбус — около часа ночи я звонил в дверь Чумаков. Майя была внешне спокойна, но говорила сбивчиво и всё время соскальзывала на тему прощания.
— Как хорошо, что вы приехали… Спасибо вам… Эти годы нашей дружбы были такими славными… Володе я написала подробную записку, где что лежит, что надо будет сделать в первую очередь… Но на словах передайте ему, когда он вернётся, что я прошу прощения за то, что втянула его во всё это… У него и так нервы на пределе, а тут из-за меня на него накинутся все наши драконы и гидры…
Она явно не верила, что её выпустят после допроса. Спрашивала, разрешат ли ей взять в камеру её успокаивающие лекарства. Наверное, не разрешат — ведь им выгодно, чтобы человек не мог владеть собой. Ей и в обычной-то жизни трудно было соврать кому-нибудь в глаза, а тут… «Они умеют играть на нашей порядочности». Если она предстанет перед следователем в таком состоянии, он сумеет извлечь из неё всё: имена посетителей её кабинетика, названия книг и рукописей, приносившихся Марамзиным, адрес машинистки, тайно печатавшей для нас всё неподцензурное. Этого нельзя было допустить.
