Двигались черепашьими шажками. Еще до Астрахани узнали: буксиров нет! Немецкие лётчики по–сейчас топят на Волге всё подряд. Буксиры особенно.
Но караван пока ещё тянули каспийские — «от Багирова» — буксиры. Перед Астраханью стали. В какие то баржи добавили пленных немцев — тысяч с пять. Покидав их в танки, азербайджанский конвой колючей проволокой намертво позакручивал замки–заложки люков и всех остальных барж. Первый, — ещё до Астрахани, — «пункт питания», где конвой должен был получить положенные ему для еще живых зэков хлеб и рыбу, был пуст. Качать права он не стал — бесполезно! Решил двигаться, ожидая, пока народы в трюмах поуспокоятся. Но когда и в Астрахани «пункта» не оказалось, как не оказалось их дальше, надежды аскеров на реализацию горы теперь уже точно только им принадлежащего хлеба и рыбы рухнули. Вместо них пришло понимание, что кто–то крупно — крупнее быть не может — их обошел. И что за спиной у них этот «кто–то» глубоко и широко гребёт к себе все эти тысячи тонн ничейного, но бесценного хлебца, — из расчёта пятидесяти пяти тонн в сутки, да рыбки — тридцати трех тонн…
…Десятисуточный участок Каспий — Саратов тянулись семьдесят шесть дней — не подходили буксиры. У Чёрного Яра «Мессера» — или дурные мины — две баржи затопили. Поплелись дальше, никому уже не нужные. А ведь все эти посудины отняты были сановными преступниками из уже и так опустошенного немецкой авиацией стратегического резерва. И теперь, забитые трупами, потерялись в просторах великого водного пути. А авиационные соединения центрального и Воронежского фронтов, ведущие тяжелейшие июльские оборонительные бои против немецких армейских групп «Центр» и «Юг», из–за не подвезенного горючего — нечем было его подвозить — лишились авиа поддержки и несли немыслимые потери. Еще большие потери понесут они в июльско–августовских боях под Орлом, Белгородом и Харьковом…
Только к середине ноября 1943 года все баржи разрозненными караванами наконец подтянуты были судами Волжской Военной флотилии к району Красной Глинки, что севернее Куйбышева. Армии нужна была только тара под горючее. За «посуду», но не за замученных и сгнивших в этой «посуде» людей, спросится с преступно не выполнивших распоряжения Верховного!
Всего этого мы в ту страшную ноябрьскую ночь 1943 года у Волги не знали — не могли знать. Но, слушая людоедский диалог двух преступников, понимали: свара между ними идет не на жизнь, а на смерть. Здесь уже не до субординации было: через сутки того и другого потянут на правеж, результатом которого будет только «стенка»! Она неотступно маячила теперь перед глазами областных бугров примером «Бряндинской расправы», по своей сравнительной мизерности ее причин несопоставимой с этой вот, что выплыла теперь из осенних волжских туманов…
