Взглянув через вестибюль сквозь темный дрейфующий дым, заполненный криками испуганных людей, Аттия увидел, что стоящие снаружи служебные машины создают плотную массу баррикад, мигая проблесковыми огнями и завывая сиренами. А экипированные и облаченные в защитные шлемы фигуры прорываются сквозь весь этот дым и громко кричат в мегафоны.
В этот момент Аттия подумал, что он попал в ад.
Брайс Гарриман поднимался на вершину здания «ДиджиФлуд», и, стоя в стеклянном лифте, наблюдал, как вестибюль уменьшается под ним до размера небольшого пятна. Сам Антон Озмиан попросил его о встрече, и этого, конечно, было более чем достаточно, чтобы раззадорить любопытство Гарримана — но в то же самое время его одолевали и другие мысли.
Прежде всего он думал об убийстве доктора Уэнси Адейеми. С того момента, как он накануне дал интервью «Утру Америки», Гарриман стал всеобщим любимцем города, и каждое его предсказание воспринималось чуть ли не наравне с Евангелиями. Это было замечательное пьянящее чувство. А это новое убийство — к слову сказать, весьма трагическое — было похоже на внезапный удар под дых. На первый взгляд, обезглавливание — и, в частности, характер жертвы — казалось, не имели ничего общего с ранними смертями. Но в этом-то и заключалась проблема. Гарриман понимал, что его господство над историей Палача зависит от подтверждения его теории. В этот день он уже получил три звонка от своего редактора, который спрашивал, не раскопал ли он еще какой-нибудь компромат.
Компромат. Ему был жизненно необходимо компромат — скелеты в шкафу этой святой женщины, этой Матери Терезы, которая только что получила Нобелевскую премию мира.
Там просто обязаны были быть скелеты, — рассуждал он, — или это все просто не имеет смысла.
Итак, в те часы, которые последовали за новостями о смерти Адейеми, он начал отчаянный поиск ее грязного, но хорошо спрятанного прошлого. В поисках любой, даже мельчайшей, скрытой информации, он переговорил со всеми, кого только смог найти и кто мог знать хоть что-нибудь о жертве, надавливая на людей, вынуждая их раскрывать то, что, по его мнению, они скрывали. И как только он закончил, то осознал, что оказал сам себе медвежью услугу — если он не сможет нарыть компромат на эту женщину, то его теория, его авторитет и его господство над этой историей будут под угрозой срыва.
В самый разгар этих безумных поисков он получил загадочную записку от Озмиана, в которой тот попросил его приехать к нему в офис в три часа дня.
