заложила полиция.
— Но каков был из себя тот самый — как я его называю — момент озарения?
С этим своим аккуратным носиком и волнистыми светлыми волосами она была похожа на куклу Барби.
— Ну, на тот момент вокруг и внутри меня, как ты уже знаешь, витало множество других теорий, — сказал Брайс. — Я просто не повелся на идею о том, что здесь орудует несколько убийц. Как только я осознал это, то стал искать, что могло бы объединить всех жертв воедино.
Она взглянула на телесуфлер, который прокручивал строки первой статьи Гарримана.
— Ты написал, что у жертв «напрочь отсутствовали моральные ценности», и что «с их смертью мир стал только лучше».
Гарриман кивнул.
— И ты считаешь, что в отрубании их голов есть некий символический жест?
— Верно, Кэти. Так и считаю.
— Но, если вернуться к обезглавливанию… думаешь, есть шанс, что это может быть работой джихадистов?
— Нет, это же не соответствует почерку. Это работа одного человека, и он применяет именно такой вид казни, потому что считает его своей собственной изюминкой. По правде говоря, это древний вид казни — некое проявление Божьего гнева в ответ на грех и разврат, процветающие в современном обществе. Даже термин «capital punishment», «смертная казнь» происходит от слова «caput», что на латыни значит «голова». Этот убийца — он проповедует, Кэти. Он предупреждает Нью-Йорк, да и всю страну в целом, что такую жадность, такой эгоизм и такой грубый материализм больше не будут терпеть. Он нацелился на самых элитных хищников из тех, кто в течение последних нескольких лет, казалось бы, прибрал наш город к рукам.
Кэти энергично кивала, сияя глазами и впитывая каждое его слово. Только сейчас Брайс кое-что понял: его сделала знаменитостью всего лишь одна эта история. Он взял самую громкую серию убийств за многие годы и в одиночку начал освещать ее. Его последующие статьи, которые, разумеется, были написаны со всей тщательностью для максимального погружения в сенсацию и для полировки его собственной теории, были просто глазурью на его безукоризненном торте. Все в Нью-Йорке теперь внимали каждому его слову. Они хотели знать его мнение, они хотели, чтобы он объяснил им идеологию Палача.
И он будет просто счастлив, исполнить их желание. Это интервью — блестящая возможность раздуть пламя. И именно это он и собирался сделать.
— Но что именно он проповедует? — спросила Кэти. — И кому?
Брайс важным жестом поправил галстук, стараясь при этом не сбить микрофон.
