Патефон | страница 30
Сквозь неприкрытые ставни в окно виден рассвет. Темные низкие облака, клубящиеся над землей, бороздят рваные прорехи, в которых плещется чистое золото. Лучи солнца столпами озаряют крыши города, будто утверждают свою победу над вспоротыми животами набрякших туч. К дождю или к снегу?
Рей трогает его руку, Бен немедленно отнимает ту от ее ребер, и она, наконец, может повернуться.
Он прекрасен в ее постели. Прекрасен ли он сам по себе или вкупе со взглядом, ищущим в ее чертах нечто, чем можно обладать? Или прекрасно то, что он олицетворял собой ночью? Ей неизвестно. Но она ни о чем не жалеет.
Она бесстрашно встречается с ним взглядом и улыбается первой. Губы Бена вздрагивают в ответ, глаза продолжают следить за ее лицом с выжидающим вниманием.
— Спасибо, — хрипло произносит он.
Рей мотает головой, улыбаясь веселее, показывая:
— «Спасибо тебе».
Потом прикладывает к своим ключицам сжатый кулак, а затем этой же рукой — раскрытую ладонь к его груди. Бен прослеживает движение руки и опускает взгляд на ее пальцы.
Она мягко толкает его на спину, чтобы устроить вздернутый подбородок на его груди, и впервые слышит его смех. Тихий, приглушенный, как рокочущий в чреве далекой летней грозы гром.
Его большие ладони с нежной заботой приглаживают ее волосы, пропуская сквозь пальцы мягкие податливые пряди.
— Останься сегодня дома, — просит он с подкупающей искренностью и нуждой в голосе.
Рей хмурит брови, бросает взгляд на часы, потом в окно, затем, перегнувшись через Бена, протягивает руку к прикроватной тумбочке и шарит в выдвинутом ящике, находит клочок бумаги и короткий сточенный карандаш и пишет прямо на его груди: «Сегодня воскресенье».
Она показывает ему написанное, Бен лишь хмыкает и кивает, но сам будто расслабляется под ней, с удобством вытягивая ноги и съезжая чуть ниже по подушке.
— Тогда останься сегодня в постели, — просит он уже веселее. — Со мной.
Рей беззвучно смеется, фыркая носом.
Мир сузился до ее спальни. До разворошенной постели и квадрата осеннего неба, виднеющегося сквозь окно.
Нет ничего за пределами этих стен.
Они завтракали — в кровати, ласкали друг друга — в кровати, дремали — в кровати, он шептал ей слова любви — в кровати, она писала ему глупости — в кровати. Никто из них так и не оделся, не натянул даже нижнего белья.
Его пальцы пахнут ею, его губы, его кожа, даже его волосы. У него на висках выступают маленькие капельки пота, у нее — в ложбинке на спине; он слизывает их, и соленое оказывается сладким.