Патефон | страница 11
Бен до сих пор испытывает жгучий стыд, который пытается подавить всеми силами, и в то же время злость, потому что теперь весь мир словно принуждает его прятаться и каяться, а он противится подобному давлению. Он и сам себя достаточно наказывает.
Однако все эти мысли существуют где-то на задворках его сознания. Слишком отстраненно он размышляет о своей непростой ситуации, будто она приключилась не с ним лично, а с кем-то другим. Будто он может вот так подумать обо всем этом час-другой, а потом просто встать и жить как ни в чем не бывало.
Это один большой самообман.
После обеда ему звонит отец. Бен отвечает односложно, кладет трубку не попрощавшись. На звонок матери не отвечает вовсе.
Он все же выходит наружу и вдруг замечает, что в мире вовсю царит осень, — и где раньше были его глаза? Листья уже налились красками, воздух сделался прозрачным и холодным, а небо — чистым и синим.
Он с трудом находит в квартале супермаркет, магазин с узкими проходами и полками, ввиду отсутствия лишнего свободного места забитыми товарами.
Бен плохо гармонирует со здешними пространствами — одним неловким движением плеч в отделе с посудой он смахивает несколько кружек, и те разбиваются о кафельный пол.
Он не понимает, какого черта здесь все так устроено, и едва сдерживается, чтобы не расколотить остальную керамическую утварь. За разбитые кружки ему приходится заплатить, но, покинув магазин, он все же испытывает мрачное довольство собой и мысленно хвалит себя за то, что сумел подавить вспышку гнева.
Свое затворничество Бен решает скрасить просмотром глупого, но зрелищного сериала. Хоть по большей части он смотрит его просто для того, чтобы не сидеть в тишине и одиночестве и не есть себя поедом.
Посмотрев несколько серий и растерев уставшие от огромной яркой картинки Хаксового домашнего кинотеатра глаза, Бен выключает телевизор, очутившись вдруг в темноте. Оказывается, солнце уже давно село, и он не заметил, как день сменился ночью.
Подумав немного, он все же проверяет телефон, похороненный еще днем где-то между подушками дивана. Его ждут лишь сообщения с работы.
Конечно, было безответственно так исчезать, но он все же успел позвонить в кадры и оформить неоплачиваемый отпуск.
Вообще-то он взял с собой ноутбук — он мог бы работать удаленно. Все равно эту часть работы никому не смогут перепоручить. Но он не может, просто не может вытащить себя из того колодца безучастности, в который рухнул, наконец-то осознав, что все, что твердили ему родители с детства, — правда: он себя не контролирует. Его жизнь, его эмоции ему неподвластны.