Татуировщик из Освенцима | страница 66



Лале глубоко дышит, пытаясь справиться с гневом. Ему дико хочется наброситься на врага, отомстить за то, что изувечил его друга.

Леон откашливается:

— Есть ли шанс, что мне вернут мою работу?

Лицо Лале смягчается.

— Конечно. С удовольствием возьму тебя назад, но только когда ты восстановишь силы. Поди-ка в мою комнату. Если тебя остановит кто-нибудь из цыган, скажи им, что ты мой друг и что я прислал тебя туда. Найдешь припасы под моей кроватью. Увидимся, когда я здесь закончу.

К ним направляется старший офицер СС.

— Иди, поторопись!

— Вряд ли теперь я смогу торопиться.

— Прости.

— Ничего. Я пошел. Увидимся позже.

Офицер наблюдает, как уходит Леон, и возвращается к прежнему занятию: делит людей на тех, кому следует жить, и тех, кому умереть.

* * *

На следующий день, когда Лале является в контору, ему говорят, что у него выходной. Ни в Освенцим, ни в Биркенау не приходит транспорт, и герр доктор не вызывает его для помощи. Лале проводит утро с Леоном. Он подкупил своего бывшего капо из блока 7, чтобы тот взял к себе Леона, с условием, что его друг будет работать с ним, когда восстановит силы. Он дает ему еду, которую планировал отдать цыганским друзьям и Гите для распределения между девушками.

Лале оставляет Леона, собираясь уйти, но тут его окликает Барецки:

— Татуировщик, где ты пропадал? Я тебя искал.

— Мне сказали, у меня выходной.

— Ну уж нет. Пошли, есть работа.

— Мне надо взять портфель.

— Для этой работы твои инструменты не нужны. Пошли.

Лале спешит за Барецки. Они направляются к одному из крематориев.

Лале догоняет охранника:

— Куда мы идем?

— Беспокоишься? — смеется Барецки.

— А вы не беспокоились бы?

— Нет.

У Лале теснит в груди, он учащенно дышит. Убежать? Если он попытается, Барецки наверняка возьмет его под прицел. Но какая разница? Пуля уж точно лучше печи.

Они уже совсем рядом с крематорием III, когда Барецки решает положить конец терзаниям Лале. Он замедляет широкий шаг:

— Не дрейфь! Поторопись, а не то нам обоим не поздоровится и окажемся в печи.

— Вы не собираетесь от меня избавиться?

— Пока нет. Тут есть два заключенных как будто с одинаковыми номерами. Надо тебе взглянуть на них. Вероятно, клейма ставил ты или этот евнух. Ты должен сказать, что это за номера.

Впереди маячит здание из красного кирпича. Большие окна маскируют его назначение, но размер труб подтверждает ужасающую истинную его природу. У входа их встречают два эсэсовца; они обмениваются шутками с Барецки и игнорируют Лале. Указывают на закрытую дверь внутри здания, и Барецки с Лале направляются туда. Лале оглядывает этот последний смертный путь в Биркенау. Он видит стоящих рядом понурых зондеркомандовцев, готовых выполнять работу, на которую добровольно не согласился бы ни один человек на земле: они извлекают трупы из газовых камер и загружают их в печи. Лале пытается встретиться взглядом с кем-нибудь из них, дать знать, что он тоже работает на врага. Он тоже выбрал возможность продлить себе жизнь, оскверняя людей одной с собой веры. Но никто не смотрит ему в глаза. Он слышал то, что говорят другие узники об этих людях и их привилегированном положении: живут отдельно, получают дополнительный паек, имеют теплую одежду и одеяла. Их существование схоже с его собственным, и у него падает сердце при мысли, что его тоже презирают за роль, которую он играет в лагере. Не сумев никак продемонстрировать свою солидарность с этими людьми, он идет дальше.