Лале доволен тем, что они следуют его советам, и старшие женщины берут на себя роль учителей. Он замечает, что в них проснулась какая-то искра, которой не замечалось прежде. Разумеется, его собственное возвращение всегда прерывает любой урок. При случае он садится рядом с ними и слушает, узнавая новое о народе с его культурой, совсем не похожей на культуру его собственного народа. Он часто задает вопросы, женщины с удовольствием отвечают, тем самым обучая детей, у которых после вопросов Лале пробуждается больший интерес. Он, проведя почти всю жизнь в одном доме, в кругу одной семьи, заинтригован кочевой жизнью цыган. Его прежняя комфортная жизнь, осознание своего места в мире, образование и жизненный опыт кажутся ему приземленными и предсказуемыми по сравнению со странствиями и борьбой, претерпеваемыми людьми, рядом с которыми он теперь живет. Он приметил одну одинокую женщину, у которой, похоже, нет ни родных, ни детей, никого, кто проявлял бы к ней любовь. Часто она помогает какой-нибудь матери управиться с выводком ребятишек. На вид ей лет пятьдесят с небольшим, хотя Лале узнал, что цыгане часто выглядят старше своих лет.
Однажды вечером, после того как оба они помогли уложить детей спать, Лале вышел за ней на улицу.
— Спасибо, что помогла сегодня, — начинает он.
Она бегло улыбается ему и садится отдохнуть на штабель кирпича:
— Я укладываю детей спать с самого детства. Могу делать это с закрытыми глазами.
Лале садится рядом с ней:
— Не сомневаюсь. Но похоже, у тебя здесь нет родных?
Она печально качает головой:
— Мой муж и сын умерли от сыпного тифа. Осталась только я, Надя.
— Мне так жаль, Надя. Расскажи о них. Меня зовут Лале.
В этот вечер Лале и Надя разговаривают до поздней ночи. В основном говорит Лале, а Надя предпочитает слушать. Он рассказывает ей о родных, оставшихся в Словакии, и о своей любви к Гите. Он узнает, что Наде всего сорок один год. Ее сыну было шесть, когда он умер три года назад, за два дня до отца. Спрашивая ее мнение о чем-нибудь, он обнаруживает, что Надины ответы аналогичны ответам, которые дала бы его мать. Не это ли притягивает его к ней, вызывает желание защитить ее, так же как он хочет защитить Гиту? Он ловит себя на том, что погружается в жгучую ностальгию. Страх перед будущим преследует его. Одолевают мрачные мысли о родных, об их безопасности. Если он не в силах им помочь, тогда он сделает все возможное для этой женщины, сидящей рядом.
