— Ты ее не получишь! — кричит он. — Не позволю тебе забрать ее у меня!
Узники отшатываются от него. В этот холодный, промозглый день эсэсовцы предпочитают оставаться в помещении, и вскоре Лале оказывается в одиночестве, парализованный холодом и страхом. Наконец он начинает двигать ногами. Разум заставляет тело шевелиться. Спотыкаясь, он идет в свою каморку и падает на койку.
* * *
В каморку сочится утренний свет. Комната кажется ему совсем пустой. Глядя сверху вниз, он не видит себя. Состояние вне тела. Куда я подевался? Мне надо вернуться. Я должен сделать что-то важное. Воспоминание о вчерашней встрече с Даной возвращает его к реальности.
Он надевает сапоги, набрасывает на плечи одеяло, хватает портфель и бежит к передним воротам. Он не смотрит по сторонам. Ему надо немедленно увидеться с Виктором и Юрием.
Его знакомые приходят со своей командой, на каждом шагу проваливаясь в снег. Заметив Лале, они отделяются от остальных и встречают его на полдороге. Он показывает Виктору камни и деньги — по цене небольшое состояние. Все, что у него есть, он бросает в мешок Виктора.
— Пенициллин или что-то аналогичное, — говорит Лале. — Сможешь помочь?
Виктор кладет свертки с едой в раскрытый портфель Лале и кивает:
— Да.
Лале спешит к бараку 29 и наблюдает издали. Где они? Почему не появились? Он ходит взад-вперед, не обращая внимания на сторожевые вышки вокруг лагеря. Он должен увидеть Гиту. Ей надо пережить эту ночь. Наконец он видит Дану и Ивану, ведущих под руки ослабевшую Гиту. Две другие девушки помогают заслонить эту группу от лишних глаз. Лале падает на колени при мысли, что, возможно, видит Гиту в последний раз.
— Что ты делаешь на земле? — спрашивает у него за спиной Барецки.
Лале с трудом поднимается на ноги:
— Мне стало нехорошо, но теперь все в порядке.
— Может, стоит пойти к врачу. Ты ведь знаешь, в Освенциме у нас есть несколько врачей.
— Нет, спасибо, скорее попрошу вас пристрелить меня.
Барецки достает из кобуры пистолет:
— Если желаешь здесь умереть, Татуировщик, буду рад оказать тебе эту услугу.
— Не сомневаюсь, но не сегодня, — говорит Лале. — Как я понимаю, у нас есть работа?
Барецки убирает револьвер.
— Освенцим, — говорит он, трогаясь с места. — И отнеси это одеяло на место. У тебя дурацкий вид.
* * *
Лале с Леоном проводят утро в Освенциме, выбивая номера на руках испуганных новичков и стараясь смягчить их шок. Однако Лале поглощен мыслями о Гите и несколько раз загоняет иглу слишком глубоко.
