Однажды к нему робко подходят два парня.
— Говорят, ты был татуировщиком в Освенциме.
— Кто говорит?
— Кто-то сказал, что вроде бы знал тебя там и ты татуировал заключенных.
Лале хватает парня за руку и поднимает его рукав. Номера нет. Он поворачивается ко второму парню:
— А ты? Ты там был?
— Нет, но люди говорят правду?
— Я был татуировщиком, ну и что?
— Ничего. Просто спрашиваю.
Парни уходят. Лале возвращается к своим мечтам. Он не замечает приближающихся эсэсовцев, пока те рывком не поднимают его на ноги и, подталкивая в спину, не отводят в ближайшее здание. Лале оказывается перед дряхлым комендантом, и тот кивает одному из офицеров. Офицер закатывает рукав Лале, показывая его номер.
— Ты был в Освенциме? — спрашивает комендант.
— Да, герр.
— Ты работал там татуировщиком?
— Да, герр.
— Значит, ты еврей?
— Нет, герр, я католик.
— Да? — Комендант поднимает бровь. — Не знал, что в Освенциме были католики.
— Там были представители всех религий, герр, а также уголовники и политические.
— Ты уголовник?
— Нет, герр.
— И ты не еврей?
— Нет, герр. Я католик.
— Ты дважды ответил «нет». Спрошу тебя только один раз. Ты еврей?
— Нет, не еврей. Вот, разрешите мне это доказать.
С этими словами Лале развязывает бечевку на поясе штанов, и они падают на пол. Потом засовывает пальцы под верх трусов и начинает спускать их.
— Хватит. Мне необязательно это видеть. Ладно, можешь идти.
Натягивая штаны, Лале пытается сдержать дыхание, которое вот-вот выдаст его, и поспешно выходит из кабинета. В приемной он останавливается и плюхается на стул. Офицер, сидящий за ближайшим столом, смотрит на него:
— Что с тобой?
— Все хорошо, только немного кружится голова. Не знаете, какое сегодня число?
— Двадцать второе, нет, погоди, двадцать третье апреля. А что?
— Ничего. Спасибо. До свидания.
Снаружи на территории лагеря лениво сидят и бродят заключенные, у охранников еще более ленивый вид. Три года. Вы украли три года моей жизни. Не получите больше ни одного дня. Зайдя за бараки, Лале идет вдоль ограждения, трясет его, выискивая слабые места. Вскоре находит. На уровне земли ограждение отстает, и Лале удается оттянуть его на себя. Не удосужившись даже посмотреть, следит ли за ним кто-нибудь, он проползает под забором и спокойно уходит прочь.
Лес защищает его от фашистских патрулей. Углубляясь в заросли, он слышит звуки канонады и винтовочный огонь. Он не знает, идти ему навстречу или бежать в противоположную сторону. Во время короткого затишья он слышит журчание речки. Чтобы дойти до нее, ему надо приблизиться к зоне перестрелки, но у него всегда был хороший внутренний компас, и это направление кажется правильным. Если на той стороне речки русские или даже американцы, он с радостью сдастся им. По мере того как дневной свет меркнет и наступает вечер, Лале замечает в отдалении вспышки орудийного огня и пушки. Все-таки ему хочется дойти до воды в надежде, что там будет мост и дорога. Когда он добирается туда, то видит довольно широкую реку. Он всматривается в противоположный берег, прислушиваясь к орудийным залпам.
