выполняет защитную функцию.
Несмотря на всю вылившуюся на меня информацию, я решилась на тестирование. Детей у меня нет, так что при любом исходе результаты будут касаться только меня.
— Хорошо. В таком случае мне нужно посмотреть на ваше семейной древо, — сказала Кьергор, водя пальцем по линиям, соединяющим маму с ее братом (моим дядей), брата с его дочерьми. — Если мутация перешла к вам от матери, то с вероятностью 50 % она есть у ее брата. И в таком случае с пятидесятипроцентной вероятностью его дети являются ее носителями.
— А еще у вас есть брат, — добавила ее начальница. — Он тоже может иметь мутацию в гене BRCA, и тогда он рискует получить рак предстательной железы — и, между прочим, его дети тоже.
Я пробормотала, что свяжусь с братом, если это необходимо. И с его детьми тоже.
— Теперь нужно сдать кровь на анализ, — сказала Кьергор. — Спуститесь вниз, в лабораторию. Мы позвоним, когда генетический анализ будет готов. Это займет пару месяцев.
Она начала заносить мои данные в компьютер, но затем резко повернулась ко мне.
— Как вы уже поняли, мы не сообщаем никаких результатов письменно или по телефону — только лично, с глазу на глаз.
На этом мы распрощались.
* * *
Лаборатория по забору крови работала, как хорошо смазанная машина. Получив номерок, вы усаживаетесь рядом с другими пациентами — вполне здоровыми на вид и явно больными, с переносными капельницами, катетерами, в больничной одежде. Когда подходит ваша очередь, вас приглашают в одну из маленьких кабинок, где решительного вида медсестра проделывает дырку у вас в вене и отбирает нужное количество крови — довольно большое, надо сказать. Все занимает не более пары минут и проходит в полном молчании. Только «здравствуйте» и «до свидания».
Выключенная из реального мира, я совсем забыла про велосипед и почти полпути до дома шла пешком.
Немного придя в себя, я стала мысленно прокручивать беседу с двумя врачами и продумывать различные сценарии дальнейшего развития событий. Внезапно мне представилось, что я-таки являюсь носителем мутаций в BRCA-генах и должна решить, что делать. Откуда-то из глубины головного мозга всплыли слова Кари Стефансона «двухсторонняя мастэктомия», произнесенные без тени сомнения.
Смогу ли я добровольно пройти через все это — удаление обеих грудных желез и обоих яичников, не говоря уж о преждевременной менопаузе? Лечь под нож, чтобы тебя исполосовали вдоль и поперек, а потом видеть, как быстро седеют волосы, а на лице появляются старческие пятна! Но с другой стороны — как жить под страхом того, что при очередном обследовании у тебя обнаружится это проклятое заболевание?
