— Потому что вы честный инженер и коммунист.
— Бросьте вы эту интер-тре-пацию! Вы тут двенадцать лет колышки расставляете по кустам, а мне правительство отпустило на все про все три года, так не мешайте мне! Кто из нас коммунист? Что вы тут косметику разводите! И помните: памятника вам тут все равно не поставят…
Все трое помолчали.
— Вы все сказали? — спросил Летягин. — Теперь послушайте. Вы человек масштабный, всесильный, у вас миллионные сметы и каждый день на счету. Отлично! А меня вы считаете трущобным чудаком-волосатиком, снежным человеком. И тем не менее идти в обход косогора я не позволю. Неужели вы думаете, я не знаю, что на счету каждый час, что уже снеговые тучи бродят над Джурой? Но я думаю еще и о долгих десятилетиях, когда мы-то с вами уйдем отсюда и подохнем под некролог в «Промышленной газете», а поездам, тысячам поездов кружить через два моста в обход — семь километров лишку, семь километров лишку, семь километров лишку…
Он овладел собой, улыбнулся и тихо сказал:
— Не будет этого. Ну, а поставят ли мне памятник, я как-то не задумывался… И прошу вас вертолет на завтра — погода отличная.
— Вертолет? Разумеется! Я сейчас позвоню… — с неожиданной любезностью подхватил Калинушкин.
Он проводил инженеров через служебный кабинет и остался у телефона.
— Аэродром… Аэродром! Летать можно? Куда? На кудыкину гору!
Галя вскочила и посмотрела в окно. Она увидела, как уходят в рассветный час по улице поселка Летягин и Бимбиреков. Потом повалилась на тахту. И когда вошел Калинушкин, притворилась спящей.
Полевым аэродромом называлось заречное поле, огороженное колючей проволокой и наполовину скошенное. Гуляли телята, свиньи. Вдали готовился к отлету маленький вертолет.
Грузовик с буровым оборудованием подъехал к вертолету. Дорджа и еще два техника выгрузили инструмент.
Летчик в шлеме, в гимнастерке с распахнутым воротом, без ремня, но в высоких унтах с отворотами, парень-богатырь, скашивал поле вблизи своего вертолета.
За ним по пятам следовал Летягин. Разговор шел откровенный.
— Погоди минутку, Иван Егорыч… Сейчас время такое — пора косить. — Летчик взмахнул косой и не донес до травы, зычно крикнул жене, гнавшей хворостиной теленка и свинью: — Эй! Машенька! Гони их к черту со взлетной дорожки!
Летягин отобрал косу у летчика.
— Дай-ка уж я… А ты насчет погоды справься.
Покачав головой, летчик ушел к домику штаба, а с другого края аэродрома к Летягину подошел Бимбиреков.
Летягин молча косил, а Бимбиреков так же безмолвно шел за ним следом. Наконец не выдержал:
