Дорджа достал блокнот и карандаш.
— Что такое: с ов-чин-ку?
— Чудак ты, потом объясню, — сказала Галя и погладила его по жестким волосам.
Волы остановились по своей надобности. Бимбиреков, желая смутить девчонку, показал на них.
— Вот ведь и пива как будто не пили…
— Думаете, умно?
— Каждый по-своему глуп, по-своему умен. — Бимбиреков почесал грудь. — Цоб-цобе! — прикрикнул на волов. — Тут у нас воздух прозрачный — глупость, она и заметней. — И, поглядев на Дорджу, спросил: — Что, зарубежник?
— Мой товарищ по курсу, его зовут Дорджа, — сказала Галя.
— Язык изучает? Ду ю спик инглиш?
— Я хочу говорить по-русски, — коротко ответил Дорджа.
— Похвально… А ты знаешь, что такое «под монастырь подвести»? Ивана Егорыча непременно попробуют подвести под монастырь.
И он со злобой хлестнул по воловьим бокам.
Самое трудное для Дорджи было вникать в русские поговорки. «Подвести под монастырь» — он этого не понял, но записал в свой блокнот.
Колеса арбы тяжело поворачивались на камнях. Лежа на спине, Галя тряслась при каждом повороте колеса.
— Далеко еще? — спросила она инженера.
— Часа два. Не успеем до темноты.
Соскочив на землю, Галя пошла рядом с арбой.
— Ну-ка, а не устанешь? — расплылся улыбкой Бимбиреков. — А ты, я гляжу, бедовая!
— Не тыкай — не лошадь, — неожиданно огрызнулась Галя и, помолчав, спросила: — Вы всегда такой? Наверно, от женского общества отвыкли.
— Женщин у нас маловато, не держим.
— Почему?
— Практически… Курица — не птица…
— Сами вы не птица!
Бимбиреков захохотал. Арба накренилась над пропастью.
— Есть у нас Лариса Петровна, но она больше в избушке пребывает, там ее муженек. И еще есть Прасковья Саввишна. Мы ее зовем «Леди Гамильтон»… Алкоголенькая. Ее Калинушкин прогнал из поселка, она к нам приблудилась…
А потом наконец приехали.
Изыскательская партия обитала в лесу, в одиноком доме лесника. Крутой и неудобный по рельефу двор с сеновалом, палатками и очагом под навесом. Устинович, усталая и продрогшая, ничего не видела, только вечереющий воздух казался ей неправдоподобно прозрачным не то после грозы, не то от высоты местности, от близости снеговых вершин.
Наконец-то распахнулись долгожданные ворота.
Ни вывески никакой, никакого оживления на дворе. Дряхлый дом ушел окнами в землю. Тишина… Встреча могла быть и более оживленной.
Из дверки в чердаке сарая, где угадывался сеновал, выглянул какой-то малый в ковбойке. Из комнат дома в подслеповатые окна смотрели мужские лица со сплющенными носами. И был еще один наблюдатель — медвежонок. Он звонко потряхивал цепью — нельзя его не заметить! Мокрый, почти дымящийся, в бурых ососках шерсти, он глядел на Галю смеющимися глазами: куда, дескать, тебя занесло!
