Мужчина вынул из кармана серебристую фляжку, отвинтил колпачок, приложился. Пахнуло коньяком. Потом из второго достал смятую пачку и «Крикет», прикурил, с удовольствием выпустил дым в опущенное окно. Шофёр тоже закурил.
— Не рано для горячительного? — стряхнул пепел шофёр.
— Да какая разница! Нервы стали ни к чёрту. С этими проблемами. Ничего, всё как-то образуется.
— Уже образовалось, — уверил шофёр. — Стоит отпустить ситуацию, если нет возможности ей управлять, как она сама образуется.
— Да? — недоверчиво скривился мужчина. — Ну, может быть. Хорошо, если так. Только я всегда старался контролировать любую ситуацию. А то они всегда выруливали в полный провал. Стоит хоть раз теперь попробовать отпустить её, вдруг и правда, образуется?
— Конечно. Так что там про то, что кругом нет никого, на кого можно положиться?
— А, это. Так оно всегда и было, только раньше я об этом не знал. Понимание приходит с горьким опытом своих ошибок. Я ведь с детства был настроен позитивно, хотел обнять весь мир и чтобы он обнял меня. Но у мира кругом колючая щетина. Как ни обнимай, всё равно больно. Рано прозрел я, очнулся, устав бессмысленно в этом киселе рутины болтаться. Понял я, что это только в сказках лягушка молоко в масло взбивает, чтобы не захлебнуться. А в реальности тупо тонет, без вариантов. Вот прямо озарило меня и всё встало на свои места. Я как проснулся, отключившись от Матрицы, и обвёл этот мир взглядом извне.
— Получается, ты избранный? — пошутил шофёр.
— Получается так. Субъективно для меня в данном случае. Не потому что мне так легче, а потому что не переубедил меня пока никто в обратном. Даже если глубоко копать и во всех мелочах разбираться. Зато объективных причин вокруг предостаточно. Может, судьба моя так прописана в небесных скрижалях. Может, наоборот, хранит она меня для какого-то великого свершения, а я пока об этом и не подозреваю, а испытания лишь ступени к катарсису. Может, просто не повезло, что не было у меня ни друзей толковых, ни подруг надёжных, ни учителей мудрых. Ведь с младых ногтей всё постигал сам, через свою шкуру. И шишки набитые быстро воспитывали недоверие и сомнение, осторожность и опасливость. Я понял сейчас. Я всегда довольствовался худой синицей в руках, провожая лишь взглядом потенциальных небесных журавлей. Кому-то прёт по жизни, удача не покидает, как с ним венчанная, фарт становится нормой. А кто-то хронический лузер. Вот просто не любит его небо и всё тут, как в том анекдоте. Я такой. Не один такой, конечно, в мире, много таких, но я, к сожалению, осознал эту данность. Не догадки это, не варианты, а горькая уверенность на основе совокупности наблюдений за всю мою историю. Я уже с этим смирился. Ведь я с детства рос талантливым человеком. Я сам и читать, и писать, и рисовать, и даже лепить научился. В детсаду мои работы круче всех были. И в школе. И в институте. Да, пылились работы мои, как и дешёвые кубки и медальки за них. Зато стенгазетами нагрузили по макушку. Это, как водится, везде одно и то же. Я пытался заработать на своих талантах. Писал картины, стоял на развалах, торговал. Вот у всех брали, а мои смотрели, языками цокали и уходили. Нет, конечно, художники разные бывают, каждый своё и по-своему пишет. Абстрактный экспрессионизм или авангардизм, в отличие от канонических стилей имеют место быть и находят своих почитателей, но я работал в академическом стиле, на большую, так сказать, разную аудиторию. А всё равно, картины, как заговорённые, так и стояли, никому не приглянувшиеся. И просил средне, как и у всех рядом стоящих творцов. Теперь вот висят, где-то по знакомым да родным, подаренные то на юбилей, то на годовщину. А попробовал на заказ работать, вдохновение как отреза́ло. Вот не поднималась рука и всё. Творческая импотенция. Образно выражаясь, не пела в душе ни одна муза с Парнаса, Аполлон был глух к моим потугам. Короче, не вышло из меня великого художника.
