Еще один риторический пассаж второй гомилии Фотия имеет непосредственное отношение к начальному русскому летописанию. «Народ незаметный, не бравшийся в расчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный — но получивший имя от похода на пас, низменный и беспомощный — но взошедший на вершину блеска и богатства» и т. д.
3. Михаил III и начало Русской земли
«Повесть временных лет» начинается с вопроса «Откуду есть пошла Руская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуду Руская земля стала есть». Собственно «начало» Русской земли также описано в «Повести временных лет» дважды. Первый раз — под 852 г. (ошибочно вместо 842), открывающим историческую — датированную — часть летописи: «в лето 6360 (от сотворения мира) начал Михаил царствовать, начала прозываться Русская земля. О сем узнали, ибо при сем царе приходила Русь на Царьгород, как пишется в летописаньи греческом». Второй раз о начале государства — Русской земли говорится под 862 г. в легенде о призвании варяжских князей: «И от тех варяг прозвася Руская земля». Значимость царствования Михаила III для начальной летописной традиции заключалась не только в том, что при этом царе русь была впервые упомянута в хронографе — вошла во всемирную историю: это упоминание «безбожной руси», угрожающей Божественному граду, само по себе было малопрестижным. Само царствование и имя Михаила было знаменательно для начальной русской (и славянской) истории — имело, помимо «исторического», символический смысл, настолько самодовлеющий, что неточные расчеты времени этого царствования повторялись в разных списках летописи, и сетка «временных лет», которые начинались «от Адама» и доводились до правления Михаила и первых русских князей, «сбивалась». Символический смысл имени заключался в том, что Михаилом именовался (уже в ветхозаветном пророчестве Даниила) последний праведный князь, царство которого будет предшествовать концу света. Этот сюжет — последнее царствование Михаила — подробно трактуется в апокрифическом «Откровении Мефодия Патарского», одном из источников «Повести временных лет».
Византийские историки — сторонники императоров Македонской династии, основатель которой Василий I сверг Михаила III, — создали непритязательный портрет этого царя, несамостоятельного правителя, пьяницы и даже святотатца. Но для древнерусской традиции суть его царства была в ином: Новгородская первая летопись перед описанием похода руси 860 г. отмечает, что при Михаиле и матери его Ирине (ошибочно вместо Феодоры) было возобновлено православное «поклоняние иконам» — отвергнута ересь иконоборцев. Таким образом, действительно наступило праведное царство. Поход руси оказался как бы вписанным в эсхатологический контекст этого царства: народ рос явился под стены Царьграда, реализуя пророчество Иезекииля о Гоге в стране Магог, князе Рос — таким этот народ предстает в посланиях патриарха Фотия, свидетеля похода 860 г. Но в летописной традиции этот эсхатологический контекст обернулся началом истории нового народа, и это была не просто «инверсия» византийских эсхатологических мотивов: при Михаиле III были призваны в славянские земли Кирилл и Мефодий — славяне обрели христианское просвещение.
