Они не дрогнув принял обращение по-семейному, чего уж там, раз пошел разговор глаза в глаза.
— Как интересно… И какой же вопрос я избегаю тебе задать, Клайд?
— Почему я явно не собираюсь проявлять свои внезапные таланты на фабрике пылесосов Финчли через всего-то четыре месяца, Гилберт.
Глаза его расширились, он побледнел.
— Ах ты…
— Тихо, братец!
Гилберт набрал воздух и медленно выдохнул, не произнеся ни слова.
— Так, хорошо. Считай, что этот вопрос прозвучал.
— Гил, ты же умный человек. Сам не догадываешься?
Никаких оправданий, никаких развернутых объяснений. Пусть думает и додумывает сам. А я помогу. Аккуратно.
— Клайд, ты уже почти официальный жених Сондры, разве не так?
Я рассмеялся, подбавив в смех обдуманную дозу горечи.
— Ничего подобного, ее родители и слышать не захотят о таком зяте, как я.
— Это всем известно, но когда Сондре исполнится восемнадцать, им придется принять ее решение.
И тут Гилберт понял. Решил, что понял.
— Ты передумал и хочешь с ней расстаться?
Ну, давай. Давай!
— Да.
— Но почему? Она действительно любит тебя, конечно, в ее понимании, но любит!
— А ты не допускаешь мысль, что мне надоело быть «пудельком»?
— Допускаю. В свое время она хотела сделать таким пудельком меня.
— И?
— И с тех пор она меня ненавидит. Опять-таки, в ее понимании. На самом деле и ее любовь, и ее ненависть — игра. Игра в любовь, игра в ненависть. Игра в куклы. Дети играют в куклы. Дети ломают куклы.
Мне показалось или в голосе Гилберта появилась горечь? Он продолжает.
— А когда появился ты, так на меня похожий, возродилась мечта о Гилберте-пудельке. Да! Ты не знаешь, но изначально она задумала игру, игру, чтобы больнее ударить меня.
Я молча угрюмо усмехнулся в ответ. Игра… Перед глазами встал темный дом и в окне одинокая тусклая лампа. Игра… Дети ломают куклы…
— Но девочка заигралась, Клайд. И получила сполна, любовь, чувства, яркие эмоции, романтику. И теперь она получит боль. Наверное, первую настоящую боль в ее беззаботной пустой жизни.
Гилберт заговорил горячо и тяжело, как будто вынося приговор.
— Что же, это будет справедливо.
А у меня перед глазами так и стоит окно и в нем силуэт Роберты. Она сидит одинокая, брошенная на позор, отчаявшаяся. Уже приговоренная к смерти… По щеке ее стекает слеза. Она ждет. Ждет. Да, Сондра ни в чем не виновата, но это будет справедливо. Знал бы Гил, насколько он сейчас прав…
— Да, Гилберт, это будет справедливо.
— Хватит ли у тебя духу, Клайд? Она возненавидит тебя. Она будет ненавидеть нас обоих.
