Человек с двойным дном | страница 67

— Что-нибудь случилось?

— А вы не видите? И иностранную речь не слышите?

Мы вышли в забитый людьми коридор. Лидский, всего лишь час назад гордо выслушивавший поздравления с выставкой, теперь, словно побитая собака, сгорбившись, сидел в углу.

Москва. 22 февраля 1967 года. Перед открытием выставки в клубе «Дружба». Александр Глезер и Оскар Рабин.

Дмитрий Плавинский и Борис Свешников. 1967 г.

— Лев Вениаминович, вам плохо?

Он укоризненно посмотрел на меня и отвернулся.

— Входите, входите, — скороговоркой бормотнул коренастый, открывая двери в директорский кабинет. Оттуда из-за письменного стола поднимался майор КГБ:

— Посмотрите, что за окном!

Я пожал плечами:

— Темно. Да и мороз. Ничего не видно.

— Тридцать дипломатических машин и столько же корреспондентских! — Майор почти кричал. — Эта выставка — дело рук ЦРУ!

— Она — дело моих рук.

Майор сел и шумно выдохнул:

— Значит, вы — агент ЦРУ!

Раздался скрип пружин, словно кто-то поворачивался на старой кровати. Это заерзал в обширном мягком кресле поэт Борис Слуцкий. Во время войны он был комиссаром. В сталинские годы ходил в опальных. Ему принадлежат строчки из, конечно, неопубликованного стихотворения «Допрос пленного»:

Давным-давно написал такое Слуцкий. Ныне он всеми уважаемый член партии и Союза писателей. Его отрывистый голос серьезен, без тени юмора:

— Товарищ майор, Глезер молодой поэт. Скоро мы будем принимать его в Союз. С ЦРУ у него никаких связей.

— Значит он — слепое орудие в их руках! — упорствует кагебешник. В этот момент дверь распахивается. Входят двое — толстый и тощий. Тощий взвинчен до предела. Веки подергиваются от нервного тика:

— Типичная провокация! Идеологическая и политическая! Сегодня же все радиостанции будут вопить, что вот, мол, несмотря на преграды, прорвались подпольные художники! Организовались!

А лицо у него желтое и кривое, будто то ли зубы, то ли язва его мучает. Он, словно выстреливая, протягивает руку майору:

— Абакумов, инструктор отдела культуры горкома партии по изобразительному искусству.

Зловещая фамилия! Такая же была у сталинского заплечных дел мастера, расстрелянного в 1953 году министра КГБ. Фамилия толстого поспокойнее — Пасечников. Он заместитель заведующего этим же отделом, важная птица.